1)Бароны, феодалы, рыцари, крестьяне.
Бюргер - житель западноевропейского средневекового города. Как и рыцарь, монах, крестьянин, бюргер - одно из главных действующих лиц средневековой истории.
2)Средневековые города отличались узкими улицами. Ширина улиц была равна длине рыцарского копья. Рыцарь ехал по улицам, держа перед собой копье. Если копье цепляло одно из зданий, это здание непременно сносили, а хозяин строения должен был выплатить огромный денежный штраф.
Здания строили таким образом, что верхние их этажи выступал на нижними. Расстояние между верхними этажами было настолько мало, что можно было перешагнуть с крыши одного здания на крышу другого. На нижних этажах находились обычно торговые лавки и магазины.
В Средневековом городе не было уличного освещения и канализации. Мусор и отходы выбрасывали в ямы, которые были на некоторых улицах. Загрязненность городов была причиной постоянного неприятного запаха гниющего мусора. Городское население часто болело опасными инфекционными заболеваниями.
Средневековый город был обнесен крепостной стеной и земляным валом, который был укреплен к тому же частоколом. Но не следует думать, что городская стена защищала исключительно городские здания и постройки. В пределах стены могли находиться виноградники и даже целые поля, на которых горожане выращивали урожай.
Многие богатые жители городов имели в собственности земельные наделы с живущими на них крестьянами. Крестьяне платили таким горожанам дань. Горожане также покупали продукты у крестьян, но давали при это чрезвычайно низкую цену.
Со временем многие города вышли из-под власти сеньоров и перешли на самоуправление, т.е. стали коммунами. Судьбу города решал городской совет. Горожане выбирали членов городского совета, мэра, бургомистра. В городе действовал суд. На совете назначали налоги и распределяли денежные средства. Некоторые города имели воинское ополчение, которое набирали из крестьян. Если город принадлежал сеньору, но при этом имел городской совет, горожане ежегодно платили сеньору дань. Денежные средства горожане хранили в городской казне, которой управлял казначей. В городах была полиция. полицейские имели полномочия войти в жилище любого горожанина и произвести там обыск, но непременно в присутствии бургомистра.
В некоторых городах горожанам запрещали иметь при себе оружие, дабы миновать уличных потасовок и сократить число убийств. Полицейские следили также за нравственностью горожан, не позволяя играть на улицах в азартные игры.
Подробнее - на -
Объяснение:
Колониализм не пользуется доброй репутацией. Более того, в самих странах Востока, равно как и во многом поддерживавшей их в этом марксистской историографии, до сравнительно недавнего времени было принято едва ли неоднозначно считать, что колониализм – это зло. Еще недавно всерьез разрабатывались концепции, исходившие из того, что, если бы не колониальное вмешательство держав, принесшее столько несчастий народам Востока, они бы достигли на сегодня много большего. Сейчас от столь прямолинейных позиций специалисты в основном отходят. Но предубеждение к капиталистической колонизации остается. И, надо сказать, далеко не безосновательное.
Прежде всего колониализм, особенно ранний, был отмечен не только жестокостями, начиная с работорговли, но и беззастенчивой ставкой на разграбление природных богатств Востока и эксплуатацию дешевого труда его населения. И далеко не случайно именно там, где это проявлялось дольше всего и к тому же в весьма неблаговидной форме, уже на рубеже нашего века сложилось нечто вроде комплекса вины колонизаторов (воззвание Девентера «Долг чести» в голландской Индии). Черным пятном на совести европейцев навсегда останется африканская работорговля. Да и рассуждения англичан на тему о том, сколь тяжело «бремя белого человека», взятое ими на себя в Индии, – тоже в конечном счете лишь попытка сделать хорошую мину при плохой игре: каждому из английских колонизаторов было хорошо известно, что никто никогда не просил их брать на себя столь тяжелое для них «бремя». Словом, колониализм приукрашивать не приходится.
Другое дело – проблема исторической роли колониализма. Об этом стоит сказать особо. Дело в том, что современные арабы или индийцы, не говоря уже об африканцах, имеют немалый счет именно к колониализму, с ненавистью говорят о его наследии, гневно обличают проявление неоколониалистских тенденций и в то же время, как правило, весьма спокойно относятся к зверствам Чингис-хана или Тамерлана, к бесчеловечности африканских вождей, продававших за ружья и спирт в рабство своих пленников и даже соплеменников. Почему так? Дело объясняется достаточно просто. На войне как на войне: одни завоевывают, другие от этого терпят урон. Все понятно и само собой разумеется, как понятно и то, что правители распоряжаются жизнью своих подданных. Иное дело – чужие, европейцы, появляющиеся на Востоке со своими непонятными для его жителей нормами, иными принципами и целями. Это не просто враг, а бедствие, грозящее разрушить все, чем люди живы, на чем стоят. И неудивительно, что традиционная структура Востока всегда сопротивлялась колониализму, мобилизуя для этого все свои силы. Отсюда и неиссякаемая ненависть к нему, не просто дожившая до наших дней, но и время от времени набирающая силу и проявляющаяся в мощных взрывах наподобие иранского.
Академический анализ не может пройти мимо подобного явления. Но исследователь не должен идти на поводу у него и, руководствуясь какой-либо политической, идеологической или публицистической злободневностью, искажать истину. Истина же состоит в том, что колониализм отнюдь не может быть однозначно охарактеризован лишь как зло. И дело не только в том, чтобы сбалансировать саму формулу: колониальный капитал жестокими методами эксплуатировал Восток, грабил его ресурсы, но, взламывая традиционную структуру тем самым развитию колоний. Речь не только о взвешенности оценки, хотя это само по себе уже достаточно важно, ибо позволяет избежать односторонности и прямолинейности и восстановить реальное положение дел, что важно для любого непредвзятого исследования. Перед нами всемирно-исторического значения феномен, который нуждается в объективном анализе прежде всего потому, что без этого многое останется непонятным и необъясненным и по-прежнему будет оцениваться и решаться сквозь призму идейно-политических лозунгов, обычно отнюдь не содействующих постижению истины.
Оставляя в стороне значение колониализма для самой Европы, для развития в ней капитализма (имеется в виду первоначальное накопление; стоит, однако, оговориться, что роль ресурсов колониального Востока в этом в отечественной марксистской историографии обычно преувеличивалась), обратим преимущественное внимание на то, что колониализм и затем колониальный капитал во всех его модификациях сыграли решающую роль внешнего фактора, мощного импульса извне, не просто пробудившего традиционную структуру Востока, но и придавшего ей новый ритм поступательного развития. Без такого импульса традиционная структура по-прежнему развивалась бы в привычном ей русле при скромной роли контролируемого рынка и ограниченной в правах и возможностях частной собственности. И это касается абсолютно всего Востока, включая и Японию. Вот почему важность внешнего импульса можно сопоставить по значимости с ролью оплодотворения живого. организма: это было условие sine qua поп для последующего развития, для рождения нового качества.