1. Первая российская революция как порождение модернизационных противоречийРоссия в начале ХХ века представляла собой клубок противоречий: экономических, политических, социальных, национальных. Растущее отставание от западных стран заставило российское государство и общество на рубеже XIX-XX вв. искать пути ускоренной модернизации. Эти поиски велись в условиях возрастания в российском обществе радикалистских тенденций.2. Становление российского парламентаризмаВ стране разразилась революция, которая заставила Николая II провести реформы, кардинально изменившие социально-политический строй Российской империи. Главным завоеванием стала Государственная Дума. И произошло это именно по настоянию С.Витте, которому, по сути, удалось монархию. Манифест от 17 октября 1905 года «Об усовершенствовании государственного порядка» возвестил о введении законодательного парламента и гражданских свобод. 23 апреля 1906 года царь утвердил новую редакцию «Основных государственных законов Российской империи», в разработке которой Витте принимал самое активное участие. Днем раньше, 22 апреля Витте со своим кабинетом ушёл в отставку.3. Особенности российской многопартийностиВстав на путь реформаторства, правительство открыло простор для деятельности созидательных общественных сил, для ускорения темпов модернизации страны, формирования гражданского общества. Манифест возникновению множества политических партий. В поддержку Манифеста и правительственного курса выступили буржуазные круги, ведущую роль среди них играли конституционные демократы (кадеты) и «Союз 17 октября» (октябристы).4. Крестьяне и аграрный вопрос в революции 1905 года.5. Столыпинская программа модернизации России.Власть извлекла из революции определенные уроки и взяла на некоторое время инициативу реформирования страны в свои руки. В июле 1906 года Петр Аркадьевич Столыпин был назначен председателем Совета министров.
Без преувеличения можно сказать, что весь 17 век Европа проходила беременной Британией, и почти все столетие этого не замечала. Да и для рядового британца континентальная Европа была чем-то чужим и враждебным. Европейцам тоже не было слишком большого резона вглядываться в туманы вокруг Альбиона.Тому имелось несколько причин.1. 17 век — время в Европе довольно холодное. Лед покрывал зимой даже Темзу. Жизнь вообще и ведение сельского хозяйства (основы основ тогда) были трудными, не до разглядываний творящегося в чужом огороде, — тем более, если между огородами целый пролив.2. Большую часть 17 века промышленность и торговля также испытывали неблагоприятную конъюнктуру, что в сочетании с модной политикой меркантилизма (ограничение импорта) ограничивало международные контакты.3. 17 век — время кровопролитных войн на континенте. Европейцам было не до британцев.4. Сама Англия в то время вовсе не считалась европейской супердержавой, ее население было в 5 раз меньше, чем во Франции, территория в два раза меньше, особых успехов в экономике (во всяком случае, очевидных) тоже не наблюдалось.5. Внешняя политика англичан была не особенно активной. И даже совершенно самостоятельной ее назвать трудно: английский король Карл Второй сидел в кошельке Людовика Четырнадцатого и кормился от его щедрот, — чтобы не зависеть от подачек слишком требовательного собственного парламента.6. Давайте не забудем и причину идеологическую. Расцветший в предыдущем столетии протестантизм в 17 веке внешне потерпел поражение от католического мира. Протестанты замкнулись в своих общинах на уже завоеванных территориях и копили силы для дальнейшего, качественного прорыва.Ни военным, ни экономическим, ни идеологическим лидером Британия не была. Впрочем, отнюдь не считала себя и глухою провинцией. Она оставалась сама в себе, на особицу. И это «на особицу» как залог будущего исторического реванша англичане, похоже, ощущали на подсознательном даже уровне. Отсюда упорная неприязнь к иностранцам и их влиянию. Отсюда упорное (и как показало ближайшее будущее, весьма плодотворное) цепляние за свои традиции и обычаи.Да, видимо, это предчувствие своей исторической правоты вело англичан через весь 17 век. Уже пять шестых британцев были протестантами, а ведь едва ли не самое важное в протестантизме — учение о предопределении. Самые крайние протестанты (кальвинисты) полагали, что успех или неуспех человека в жизни, равно как и посмертная судьба его души, предопределены каждому от рождения. Не зная про решение бога, человек, естественно, надеется на лучшее.Конечно, столь мрачный фатализм другие протестантские церкви старались как-то смягчить: уж больно бесчеловечным игруном выглядит господь, если он работает по такой вот схеме. И все же для сознания почти каждого британца того времени эта коллизия (иллюзия?) — краеугольный камень его мироощущения. Капитализм делал пусть мучительные, но первые уверенные шаги, он сулил каждому шанс добиться успеха. Как ветер дальних странствий и внезапных обогащений (клады, захваты груженых золотом кораблей, основание новых колоний, где ты охотник и господин), — этот ветер возможной удачи щекотал ноздри столь многих…Французские историки В.Л.Тапье и П.Шоню обращают внимание на мало учитываемый обычно фактор. Простой в экономике при накопленных уже богатствах давал возможность буржуа предаваться досугу. Причем эти новые хозяева жизни использовали свободное время рачительно: занимались наукой и искусством, а не транжирили его в пустых забавах, как знатные господа. Духовный накал их был весьма велик.Все это объясняет, почему мрачноватые и замкнутые скопидомы оказались зоркими и активными гражданами. И почему они, в конце концов, победили.Впрочем, наша неизбежная присказка несколько затянулась. Обратимся лучше к лицам и фактам.
Манифест возникновению множества политических партий. В поддержку Манифеста и правительственного курса выступили буржуазные круги, ведущую роль среди них играли конституционные демократы (кадеты) и «Союз 17 октября» (октябристы).4. Крестьяне и аграрный вопрос в революции 1905 года.5. Столыпинская программа модернизации России.Власть извлекла из революции определенные уроки и взяла на некоторое время инициативу реформирования страны в свои руки. В июле 1906 года Петр Аркадьевич Столыпин был назначен председателем Совета министров.