Термин «Средние века» (лат. medium ævum — средний век) был впервые введён итальянским гуманистом Флавио Бьондо в работе «Декады истории, начиная от упадка Римской империи» (1483). До Бьондо доминирующим термином для обозначения периода со времени падения Западной Римской империи до Возрождения было введённое Петраркой понятие «Тёмные века» , которое в современной историографии означает более узкий отрезок времени (VI—VIII века) .
В XV-XVI веках этот период истории носил следующие названия: media tempestas (лат. среднее время; с 1469 г.) , media antiquitas (лат. средняя античность; с 1494 г.) , medium tempus (лат. среднее время; с 1531 г.) , saeculum medium (лат. средний век; с 1596 г. )
Гуманисты намеревались обозначить таким образом пограничную эпоху между античностью, которая их вдохновляла, и современным им временем. Так как гуманисты прежде всего оценивали состояние языка, письменности, литературы и искусства, то этот «срединный» период казался им воплощением одичания античного мира, варварства и «кухонной» латыни.
В XVII веке термин «средние века» ввёл в оборот профессор Галльского университета Й. Келлер. Он разделил всемирную историю на античность, средневековье и новое время. Келлер считал, что средневековье длилось с 395 года (окончательное разделение Римской империи на Восточную и Западную) и вплоть до 1453 года (падение Константинополя)
В узком смысле слова термин «Средневековье» применяется только по отношению к западноевропейскому Средневековью. В этом случае данный термин подразумевает ряд специфических особенностей религиозной, экономической и политической жизни: феодальная система землепользования (феодалы-землевладельцы и полузависимые крестьяне) , система вассалитета (связывающие феодалов отношения сеньора и вассала) , безусловное доминирование Церкви в религиозной жизни, политическая власть Церкви (инквизиция, церковные суды, существование епископов-феодалов) , идеалы монашества и рыцарства (сочетание духовной практики аскетического самосовершенствования и альтруистического служения обществу) , расцвет средневековой архитектуры — готики. В более широком смысле данный термин может применяться к любой культуре, но в этом случае он обозначает либо преимущественно хронологическую принадлежность и не указывает на наличие вышеперечисленных особенностей западноевропейского средневековья (к примеру — «Средневековый Китай») , либо, наоборот, указывает на исторический период, имеющий признаки Европейского Средневековья (в основном, феодализм) , но не совпадающий по хронологии со Средними веками Европы (например, японское Средневековье) .
Периодизация Периоды Средневековья Раннее Средневековье Высокое Средневековье Позднее Средневековье Средневековье условно делится на три основных периода:
Раннее Средневековье (конец V — середина XI веков) . Высокое или классическое Средневековье (середина XI — конец XV веков) . Позднее Средневековье или раннее Новое время (XVI—XVII века) .
Соборное Уложение от неслось к крепостным крестьянам довольно поверхностно: статья 3 главы 10 утверждает, будто «по нынешний государев указ государевы заповеди не было, что никому за себя крестьян (речь идет о беглых) не приимати» , тогда как указ 1641 г. ясно говорит: «Не приимай чужих крестьян и бобылей» . Почти вся XI глава Уложения трактует только о крестьянских побегах, не выясняя ни сущности крестьянской крепости, ни пределов господской власти, и набрана кой с какими прибавками из прежних узаконении, не исчерпывая, впрочем, своих источников. При составлении схемы крестьянской крепости по казуальным статьям Уложения эти узаконения пополнить недомолвки не исправного кодекса. Закон 1641 г. различает в составе крестьянской крепости три исковые части: крестьянство, крестьянские животы и крестьянское владение.
Так как крестьянское владение значит право владельца на труд крепостного крестьянина, а крестьянские животы - это его земледельческий инвентарь со всею движимостью, «пашенной и дворовой посудой» , то под крестьянством остается разуметь самую принадлежность крестьянина владельцу, т. е. право последнего на личность первого не зависимо от хозяйственного положения и от употребления, какое делал владелец из крестьянского труда. Это право укреплялось прежде всего писцовыми и переписными книгами, а также и «иными крепостями» , где крестьянин или его отец написан за владельцем.
Безвредное пользование этими тремя составными частями крестьянской крепости зависело от степени точности и предусмотрительности, с какою закон определял условия крестьянского укрепления. По Уложению крепостной крестьянин наследственно и потомственно был крепок лицу, физическому или юридическому, за которым его записала писцовая или однородная с ней книга; он был этому лицу крепок по земле, по участку в том имении, в поместье или вотчине, где его заставала перепись; на конец, он был крепок состоянию, крестьянскому тяглу, которое он нес по своему земельному участку. Ни одно из этих условий не проведено в Уложении последовательно. Оно запрещало переводить поместных крестьян на вотчинные земли, потому что это разоряло государственные имущества, какими были поместья, запрещало владельцам брать служилые кабалы на своих крестьян и их детей и отпускать поместных крестьян на волю, потому что тот и другой акт выводил крестьян из тяглого состояния, лишая казну податных плательщиков; но рядом с этим оно разрешало увольнение вотчинных крестьян.
Кроме того, Уложение молчаливо допускало или прямо утверждало совершавшиеся в то время между землевладельцами сделки, которые отрывали крестьян от их участков, допускало отчуждения без земли и притом с отнятием животов, даже предписывало переводы крестьян от одного владельца к другому без всякого повода с крестьянской стороны, по вире самих господ. Дворянин, продавший после переписи свою вотчину с беглыми крестьянами, подлежавшими возврату, обязан был вместо них отдать покупщику из другой своей вотчины «таких же крестьян» , неповинных в плутне своего господина, или у помещика, убившего без умысла чужого крестьянина, брали по суду ею «лучшего крестьянина с семьей» и передавали владельцу убитого.
Закон оберегал только интересы казны или землевладельца; власть помещика встречала законную преграду только при столкновении с казенным интересом. Личные права крестьянина не принимались в расчет; его личность исчезала в мелочной казуистике господских отношений; его, как хозяйственную подробность, суд бросал на свои весы для восстановления нарушенного равновесия дворянских интересов. Для этого даже разрывали крестьянские семьи: крепостная беглянка, вышедшая замуж за вдовца, крестьянина или холопа чужого господина, выдавалась своему владельцу с мужем, но дети его от первой жены оставались у прежнего владельца. Такое противоцерковное дробление семьи закон допускал совершать безразлично над крестьянином так же, как и над холопом.
