Что остается после смерти человека? Сложный вопрос.
Если рассматривать жизнь как отрезок, ограниченный с двух сторон точками (рождения и смерти), и вдруг ясно осознать, что до первой точки для меня была пустота, и после второй она образуется тоже... То...
После каждого человека остаются его дети. Твой ребенок- еще одна черточка во Вселенной.И когда осознаешь все это , ясно встает проблема: каким будет твое продолжение. Порядрочный, надежный, образованный, при или...А если так, то вот место приложения моим силам.
Другие считают иначе , ведь все мы разные. После меня останутся научные открытия, достижения.
Гагарин оставил память первым полетом в космос.
После "Бурановских бабушек", кроме их детей, останется построенная в деревне церковь.
Шолохов в своем хуторе проложил дороги и построил школу.
Но дети остаются после каждого человека.
Как известно, в жизни Николая Гумилева было множество увлечений, каждое из которых оставило заметный след в лирике поэта. При всей своей глубочайшей любви к России Гумилев обожал «дальние странствия» — многие месяцы он провел в путешествиях по Европе, Ближнему все сочинения на a l l soch © 2005 Востоку, Африке. Огромный пласт в его поэтическом наследии — это увлекательные рассказы об экзотических странах, начиная со знаменитого «Жирафа» и до африканской поэмы «Миг».
Итак, обратимся к анализу стихотворения «Жираф», вошедшего во вторую книгу стихов Гумилева «Романтические цветы», опубликованную после возможного пребывания поэта в Африке.
Стихотворение поражает читателя своей тайн-, ственностью и каким-то двойственным восприятием жизни и мира. С одной стороны, в настоящем «сегодня» лирический герой замечает грустный взгляд своего немого собеседника, который безмолвно слушает экзотическую сказку об «изысканном жирафе» в «тропических садах», а с другой стороны, читателя поражает изысканность, «грациозная стройность» волшебного животного — жирафа. Но внимательно вчитываясь в гумилевский поэтический текст, понимаешь, что и немой слушатель лирического героя, и «изысканный жираф» одиноки, хотя и живут совершенно в разных мирах. Лирическии герои знает «веселые сказки таинственных стран про черную деву, про страсть молодого вождя», но они вызывают у собеседницы лишь слезы, так как «слишком долго» жила она в реальном мире, слишком мало фантазировала, воображала и поэтому не в состоянии поверить в «веселые сказки таинственных стран».
В стихотворении Гумилев выступает как поэт-мечтатель, поражающий читателя палитрой красок, звуков, используемых при описании гордого животного:
Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор... Вдали он подобен цветным парусам корабля...
Раскрыть фантастический облик жирафа множество используемых поэтом художественных средств: это и яркие эпитеты («изысканный», «грациозная стройность», «волшебный узор»), и сравнения («подобен цветным парусам корабля», «бег его плавен, как радостный птичий полет»), и необычные метафоры.
Описывая «изысканное» животное, поэт очаровывает читателя красотой, экзотичностью открывшейся перед ним картины, живописностью создаваемых образов. Стихотворение имеет кольцевую композицию. Строка:
...далеко на озере Чад Изысканный бродит жираф —
является одновременно и важнейшим структурным элементом произведения и в то же время лейтмотивом всего стихотворения.
Каким же настроением проникнута эта лирическая миниатюра? Прочитав данное стихотворение, читатель испытывает грусть и печаль, так как видит невозможность соединения реальности, воплотившейся в образе немой слушательницы, которая «не хочет верить во что-нибудь», кроме действительно существующего, и мечты, ассоциирующейся у поэта с образом «изысканного жирафа» в «таинственной стране». Стихотворение романтично.
Познакомившись со страницами биографии Николая Степановича Гумилева, понимаешь, что сам поэт был тем «изысканным», гордым человеком, до конца возвышающимся над многими стихотворцами начала XX века и до конца своей жизни веривший в мечту и в вечные идеалы добра, чести, достоинства.
В 1921 году Николая Гумилева расстреляли за участие якобы в контрреволюционном заговоре, но до самых последних минут своей жизни поэт остался верен себе: не оправдывался, не унижался, как тот «изысканный жираф», что «бродит» «на озере Чад».