Стихотворение отчетливо распадается на две части. В первой центральным образом является боевой кинжал. Он был снят отважным казаком с убитого господина, а затем стал предметом купли-продажи. В конце концов, кинжал превратился в игрушку с золотой отделкой. Такой кинжал безвреден, но и бесславен. Центральный образ второй части стихотворения — поэт. Его судьба подобна судьбе кинжала. В голос поэта звучал, «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных». Но нынче поэзия также не выполняет свое предназначение. Лермонтов обвиняет своих современников-поэтов в том, что они отреклись от борьбы, от своей миссии, предпочитая «золотую отделку». В финальной строфе он обращается с вопросом к современным поэтам:
Стихотворение разделяется на 2 части. В первой - образ кинжала, который был снят казаком с господина, а затем стал предметом купли-продажи. В итоге кинжал превратился в игрушку с золотой отделкой. Этот кинжал как безвреден, так и бесславен. Во второй части центром является поэт - его судьба такая же, как у кинжала. В голос поэта звучал "как колокол на баке вечевой во дни торжеств и бед народных". Но теперь поэзия не выполняет свое предназначение, поэтому Лермонтов обвиняет своих поэтов-современников в том, что они отреклись от борьбы, от своей миссии, предпочитая золотую отделку, как у кинжала.
Стихотворение отчетливо распадается на две части. В первой центральным образом является боевой кинжал. Он был снят отважным казаком с убитого господина, а затем стал предметом купли-продажи. В конце концов, кинжал превратился в игрушку с золотой отделкой. Такой кинжал безвреден, но и бесславен. Центральный образ второй части стихотворения — поэт. Его судьба подобна судьбе кинжала. В голос поэта звучал, «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных». Но нынче поэзия также не выполняет свое предназначение. Лермонтов обвиняет своих современников-поэтов в том, что они отреклись от борьбы, от своей миссии, предпочитая «золотую отделку». В финальной строфе он обращается с вопросом к современным поэтам:
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк,
Иль никогда, на голос мщенья
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья .