1. При каком условии возлюбленная Студента согласилась с ним танцевать?
2.Чем закончилось произведение?
3.Кто из жителей сада понимал страдания Студента?
4.Что послышалось Студенту в трелях Соловья?
5.Что стало с розой, за которую Соловей отдал свою жизнь?
6.Как отреагировала возлюбленная Студента на розу?
7.Что представлял себе Студент, сидя в саду?
8.Кем Соловей посчитал Студента?
9.Почему первые Розовые кусты отказались дать Соловью красную розу?
10.При каком условии последний Розовый Куст согласился дать Соловью красную розу?
Объяснение:
вот
В комедии герой выступает в самых различных ипостасях — заботливого отца, важного барина, старого волокиты и т.д. Поэтому интонации Павла Афанасьевича — самые разнообразные, он прекрасно чувствует своего собеседника (Н. К. Пиксанов). С Молчалиным и Лизой, слугами Фамусов разговаривает по-свойски, не церемонясь. С дочерью он выдерживает строго-добродушный тон, в речи его появляются дидактические интонации, однако чувствуется и любовь.
Характерно, что тот же самый дидактизм, родительские интонации появляются и в диалогах Павла Афанасьевича с Чацким. За этими нравоучениями, как ни парадоксально, стоит особое, отеческое отношение к Чацкому, который вырос вместе с Софьей на глазах Фамусова. «Брат» и «друг» — именно так обращается Фамусов к своему бывшему воспитаннику. В начале комедии он искренне рад приезду Чацкого, пытается по-отечески наставлять его. «Вот то-то, все вы гордецы! Спросили бы, как делали отцы?» — Фамусов воспринимает Чацкого не только как неопытного молодого человека, но и как сына, вовсе не исключая возможность его брака с Софьей.
Фамусов часто употребляет и народные выражения: «зелье, баловница», «упал вдругорядь», «горе горевать», «ни дать ни взять».
Замечателен по своей образности и темпераментности монолог Павла Афанасьевича о Москве, его возмущение по поводу засилья всего иностранного в воспитании московских барышень:
Берем же побродяг, и в дом, и по билетам,
Чтоб наших дочерей всему учить, всему,
И танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам!
Как будто в жены их готовим скоморохам.
Множество высказываний Фамусова стали афоризмами: «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!», «Ученье — вот чума, ученость — вот причина», «Подписано, так с плеч долой».
Мои фронтовые будни начались 22 июня 1941 года. В 4 часа 30 минут 91-й истребительный авиационный полк был поднят по боевой тревоге. Через аэродром Судилков, где мы базировались, через Шепетовку летели группы самолётов. Они летели высоко, но по силуэтам лётчики без труда опознали "юнкерсы" и "хейнкели".
Эти воздушные пираты появлялись над нами и до войны. Несколько раз и я тогда вылетал на перехват немецких самолётов, но сбивать их категорически запрещалось. Германские лётчики не обращали внимания на наши предупредительные очереди, безнаказанно уходили и прилетали вновь. За первую половину 1941 года было зафиксировано 324 случая нарушений воздушной границы СССР фашистскими самолётами. Но в апреле под Ровно наши лётчики все же принудили к посадке фашистский разведчик. На нем оказалось три фотоаппарата, были засняты железнодорожные узлы на участке Киев-Коростень.
Объяснение:
На рассвете 28 июня появились в небе 29 бомбадировщиков Ю-88. Их встретили на подходе патрулирующие истребители, немедленно взлетела и дежурная эскадрилья. "Юнкерсы" повернули обратно, сбрасывая бомбы далеко от аэродрома. Звено, ведомое майором Г.А.Цветковым, оказалось выше противника и, развив скорость, атаковало замыкающую группу. Один Ю-88 загорелся и рухнул на землю. Остальные ушли со снижением.
Воздушные бои все больше убеждали нас, что на И-153 драться с "мессершмиттами" и "юнкерсами" очень трудно. Но наши лётчики умели разумно использовать летно-тактические данные своих машин и нередко выходили победителями.
Так же мужественно и беззаветно бились воины наших наземных войск. И когда перед очередным вылетом на боевое задание полк получил приказ оставить Тирановку, мы знали твердо: сюда еще вернемся.