Классная комната королевы.Профессор говорит королеве писать четыре строчки.Заходит канцлер и даëт ей подписать бумаги.Королева берëт бумагу на которой написано "помиловать" или "казнить" ога выбирет казнить потому что это слово короче.Канцлер уходит.Профессор вздыхает и говорит что она сделала очень грубую ошибку.Она начинает капризничать.Профессор рассказывает про 12 месяцев.Королева хочет колокольчики(по моему).Профессор говорит,что это невозможно.Но она в равно издала указ "кто к Новому году принесëт корзину тюльпанов,получит награду".Дальше сцена Мачехи и еë Дочки они разговаривают.Дочь хочет золото.Приходит падчерица с хворостом.Еë снова отправляют в лес,но она не хочет.Вот она в лесу думает что замерзнет.Задремала.Она просыпается и видит огонëк.Идëт на него.И видит 12 месяцев.Они поют.Автор извини дальше не могу(
Я хочу, чтобы в мире не было никаких границ. Мне не нравится, когда для перемещения, путешествий в нем, необходимы специальные проверки и разрешения. Наверное, это самое нереальное представление о мире ближайшего будущего. Я знаю, что это связано, в первую очередь, с социальными проблемами различных государств. Но как хочется мне, чтобы мы не знали границ. Мне одному не удастся изменить мир, как не удалось сделать это ни одному человеку в одиночку за всю историю. Но я знаю точно, что когда-то мир был единым. Наверное, и язык был един. По крайней мере, об этом упоминается в Библии. Языковой барьер тоже разъединяет нас и является границей. Как изменить сознание человечества, как объединить всех людей планеты, разве это не интересно? Я думаю, что это обязательно случится в будущем.
Чтобы хорошо знать нашу Землю, хотелось бы не только перемещаться без границ, но и делать это быстро. Знаю, что увеличение скорости перемещения всегда волновало человека. Сейчас появляются скоростные поезда, быстрее происходят перелеты. Хорошо было бы, чтобы перемещение вообще происходило мгновенно. О телепортации мечтали многие писатели-фантасты. С восторгом представлял себе это, читая книги Кира Булычева о девочке Алиса. Уверен, что в скором времени телепортация станет реальностью.
Павлуша, Федя, Ильюша, Костя и Ваня
Первому, старшему изо всех, Феде, вы бы дали лет четырнадцать. Это был стройный мальчик, с красивыми и тонкими, немного мелкими чертами лица, кудрявыми белокурыми волосами, светлыми глазами и постоянной полувеселой, полурассеянной улыбкой. Он принадлежал, по всем приметам, к богатой семье и выехал-то в поле не по нужде, а так, для забавы. На нем была пестрая ситцевая рубаха с желтой каемкой; небольшой новый армячок, надетый внакидку, чуть держался на его узеньких плечиках; на голубеньком поясе висел гребешок. Сапоги его с низкими голенищами были точно его сапоги — не отцовские. У второго мальчика, Павлуши, волосы были всклоченные, черные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное, рябое, рот большой, но правильный, вся голова огромная, как говорится, с пивной котел, тело приземистое, неуклюжее.
— А вот что случилось. Ты, может быть, Федя, не знаешь, а только там у нас утопленник похоронен; а утопился он давным-давно, как пруд еще был глубок; только могилка его еще видна, да и та чуть видна: так — бугорочек... Вот на днях зовет приказчик псаря Ермила; говорит: «Ступай, мол, Ермил, на пошту». Ермил у нас завсегда на пошту ездит; собак-то он всех своих не живут они у него отчего-то, так-таки никогда и не жили, а псарь он хороший, всем взял. Вот поехал Ермил за поштой, да и замешкался в городе, но а едет назад уж он хмелён. А ночь, и светлая ночь: месяц светит... Вот и едет Ермил через плотину: такая уж его дорога вышла. Едет он этак, псарь Ермил, и видит: у утопленника на могиле барашек, белый такой, кудрявый, хорошенький, похаживает. Вот и думает Ермил: «Сем возьму его, — что ему так пропадать», да и слез, и взял его на руки... Но а барашек — ничего. Вот идет Ермил к лошади, а лошадь от него таращится, храпит, головой трясет; однако он ее отпрукал, сел на нее с барашком и поехал опять: барашка перед собой держит. Смотрит он на него, и барашек ему прямо в глаза так и глядит. Жутко ему стало, Ермилу-то псарю: что, мол, не помню я, чтобы этак бараны кому в глаза смотрели; однако ничего; стал он его этак по шерсти гладить, — говорит: «Бяша, бяша!» А баран-то вдруг как оскалит зубы, да ему тоже: «Бяша, бяша...»
Не успел рассказчик произнести это последнее слово, как вдруг обе собаки разом поднялись, с судорожным лаем ринулись прочь от огня и исчезли во мраке. Все мальчики перепугались. Ваня выскочил из-под своей рогожи. Павлуша с криком бросился вслед за собаками. Лай их быстро удалялся... Послышалась беспокойная беготня встревоженного табуна. Павлуша громко кричал: «Серый! Жучка!..» Через несколько мгновений лай замолк; голос Павла принесся уже издалека еще немного времени; мальчики с недоумением переглядывались, как бы выжидая, что-то будет... Внезапно раздался топот скачущей лошади; круто остановилась она у самого костра, и, уцепившись за гриву, проворно спрыгнул с нее Павлуша. Обе собаки также вскочили в кружок света и тотчас сели, высунув красные языки.
— Что там? что такое? — спросили мальчики.
— Ничего, — отвечал Павел, махнув рукой на лошадь, — так, что-то собаки зачуяли. Я думал, волк, — прибавил он равнодушным голосом, проворно дыша всей грудью.
Объяснение: