"Одного такого стихотворения, -- писал Белинский, -- вполне достаточно, чтоб признать в авторе замечательное, выходящее за черту обыкновенности, дарование. У самого Пушкина это стихотворение было бы из лучших его антологических пьес" (VI, 10--11).
На первый взгляд может показаться странной для радикального демократа столь высокая аттестация написанных в античной манере стихотворений, плотно населенных фавнами, нимфами, наядами и прочими мифологическими существами. Хорошо известно, с какой неотразимой иронией отзывался позднее, в конце 1850-х годов, Н. Г. Чернышевский об антологических стихотворениях поэта Н. Ф. Щербины. У революционеров-шестидесятников этот вид лирики, несозвучный духу новой эпохи, вызывал неизменный и вполне объяснимый протест. Но Белинский начала 1840-х годов имел все основания видеть в антологической лирике не до конца еще исчерпанные ресурсы для художественного развития русского общества. Кроме того, если вернуться к Н. Ф. Щербине, следует отметить, что он вдохновлялся образцами эллинистической литературы периода ее упадка; в стихотворении "Волосы Береники" поэт, по остроумному выражению Чернышевского, "вместо плача женщины о волосах... придумал плач волос о женщине" {Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. IV, М,, 1948, с. 533.}, в то время как превосходная эстетическая интуиция Майкова предохраняла его от подобного рода начетнических кунштюков и вовлекала в русло бессмертных традиций античной классики. Именно поэтому вторичность антологических стихотворений Майкова не смущала Белинского, и он находил в них и "целомудренную красоту", и "грациозность образов", и "виртуозность резца" (VI, 10). Полагая, что не головоломная эллинистическая книжность, а "природа с её живыми впечатлениями" является "исходным пунктом", "наставницей и вдохновительницей поэта" (VI, 12--13), критик приводил для подтверждения своей мысли стихотворение "Октава":
Каждый человек мечтает о своём счастье, хочет создать для себя волшебный мир, сказку. в произведении "алые паруса" рассказывается о девушке, которая ждала своё счастье и была вознаграждена. мать у ассоль умерла, а девушка жила с отцом. её отец раньше был матросом, а когда вернулся, стал делать деревянные игрушки. однажды ассоль пошла в магазин, чтобы отдать игрушки отца продавцу, и заметила в корзине красивый кораблик с алыми парусами. девушка опустила его на воду, и, вдруг, кораблик подхватило течение и понесло вперёд. ассоль помчалась за корабликом. игрушка девушку к одному человеку, который представился волшебником. он предсказал ей, что однажды к берегу каперны приплывёт красивый корабль с алыми парусами, на котором будет плыть прекрасный принц. принц возьмёт её с собой на корабль и увезёт навсегда в прекрасную страну. ассоль была мечтательной девушкой и поверила в это предсказание. с тех пор в городе её стали считать сумасшедшей. но, ассоль было всё равно: она жила этой мечтой. девушка верила в то, что однажды за ней приплывёт принц на корабле под алыми парусами. в то же время, далеко от ассоль жил артур грей. он родился в богатой обеспеченной семье и мог бы жить спокойной жизнью, но грей искал приключений и, однажды, сбежал из дома и устроился юнгой на корабль. артур старался, практиковался и через определённый срок он из юнги стал капитаном своего собственного корабля. однажды, он поехал со своим матросом на . грей там увидел спящую девушку. она ему понравилась. он снял со своего пальца самый дорогой красивый перстень и одел ей на палец. затем, артур отправился вместе с матросом в ближайший трактир. там он узнал об ассоль и предсказании. ему захотелось его исполнить. в этой прекрасной сказке, как и во многих других, счастливый конец: грей приплыл к ассоль под алыми парусами, посадил её на корабль, и они уплыли навсегда в прекрасную страну. суть этого произведения в том, что если верить и приложить усилия, то мечты сбудутся. каждый человек творец своего счастья и, вся дальнейшая судьба, в его руках.
Се́верный ура́л — часть уральских гор, простирается от косьвинского камня и соседнего с ним конжаковского камня(59° с.ш.) на юге до северных склонов массива тельпосиз, а точнее, до берега реки щугер, огибающей его с севера. уральский хребет идёт здесь строго с юга на север несколькими параллельными хребтами и увалами общей шириной до 50-60 км. рельеф среднегорный, с плоскими вершинами — результатом поднятия древних выровненных гор и воздействия последующих оледенений и современного морозного выветривания. главные вершины северного урала чаще всего расположены в стороне от водораздельного хребта: конжаковский камень (1569м), денежкин камень (1492 м), чистоп (1292 м), отортен (1182 м, на других картах высота — 1234 м)[1], кожим-из (1195 м), тельпосиз (1617 м). особый интерес представляют остатки более твердых пород — великолепные скалы и останцы. наиболее известные из них встречаются на горах мань-пупу-ньер, торре-порре-из, мунинг-тумп. северный урал — один из самых глухих и труднодоступных районов урала. медвежий угол — так называется одна из его вершин. севернее ивделя, вижая и ушмы почти нет населённых пунктов и соответственно дорог. к горам с востока и запада подступают непроходимые леса и болота. климат здесь уже достаточно суровый. в горах много снежников, которые не успевают растаять за лето. встречаются и пятна вечной мерзлоты, причём до широты конжаковского камня. и хотя ледников в этих районах нет, в карах тельпосиза — самого высокого массива северного урала — найдены два маленьких ледничка. северный урал богат полезными ископаемыми. тут добывают бокситы, марганец и железную руду, бурые угли и различные руды серовской группы месторождений. несмотря на суровость, северный урал популярен у туристов[источник не указан 1294 дня]. экстремалы на вездеходах по руслам рек добрались до печально знаменитогоперевала дятлова, где в 1959 году по неизвестным причинам погибли девять туристов из уральского политехнического института. дошли они и до уникальных скальных останцев мань-пупу-ньер.
Объяснение:
"Одного такого стихотворения, -- писал Белинский, -- вполне достаточно, чтоб признать в авторе замечательное, выходящее за черту обыкновенности, дарование. У самого Пушкина это стихотворение было бы из лучших его антологических пьес" (VI, 10--11).
На первый взгляд может показаться странной для радикального демократа столь высокая аттестация написанных в античной манере стихотворений, плотно населенных фавнами, нимфами, наядами и прочими мифологическими существами. Хорошо известно, с какой неотразимой иронией отзывался позднее, в конце 1850-х годов, Н. Г. Чернышевский об антологических стихотворениях поэта Н. Ф. Щербины. У революционеров-шестидесятников этот вид лирики, несозвучный духу новой эпохи, вызывал неизменный и вполне объяснимый протест. Но Белинский начала 1840-х годов имел все основания видеть в антологической лирике не до конца еще исчерпанные ресурсы для художественного развития русского общества. Кроме того, если вернуться к Н. Ф. Щербине, следует отметить, что он вдохновлялся образцами эллинистической литературы периода ее упадка; в стихотворении "Волосы Береники" поэт, по остроумному выражению Чернышевского, "вместо плача женщины о волосах... придумал плач волос о женщине" {Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч., т. IV, М,, 1948, с. 533.}, в то время как превосходная эстетическая интуиция Майкова предохраняла его от подобного рода начетнических кунштюков и вовлекала в русло бессмертных традиций античной классики. Именно поэтому вторичность антологических стихотворений Майкова не смущала Белинского, и он находил в них и "целомудренную красоту", и "грациозность образов", и "виртуозность резца" (VI, 10). Полагая, что не головоломная эллинистическая книжность, а "природа с её живыми впечатлениями" является "исходным пунктом", "наставницей и вдохновительницей поэта" (VI, 12--13), критик приводил для подтверждения своей мысли стихотворение "Октава":