Главный герой сказки Джанни Родари - Чиполлино, шустрый и смышленый мальчик-луковка. Все персонажи сказки — овощи или фрукты, которые похожи на людей: кум Тыква, адвокат Горошек, сапожник Виноградинка, мальчик Вишенка и девочка Редиска, профессор музыки Груша, старый отец Чиполлино - Чиполлоне с многочисленными детьми-луковками и другие.
Старый Чиполлоне нечаянно наступил на мозоль принцу Лимону, и сеньор Помидор по приказу принца Лимона сажает Чиполлоне в тюрьму. Чиполлино обещает освободить отца. Он уходит из дома и путешествует по стране, чтобы «поучиться уму-разуму», а также «изучить мошенников и плутов».
В этой сказочной стране правят принц Лимон и графини Вишни, жадные, злые и спесивые. Они угнетают простой народ, заставляя платить налоги на воздух и дождь. Чиполлино вступает в конфликт с сеньором Помидором — управляющим графинь Вишен, находит новых друзей (доброго и умного мальчика Вишенку, ловкую девочку Редиску). Друзья Чиполлино одержать верх над синьором Помидором, графинями и принцем. Их сажают в тюрьму вместо освобожденных узников, а замок графинь Вишен превращают во Дворец детей, куда дети ходят играть и учиться.
Сказка учит дружбе, взаимовыручке, умению не сдаваться и отстаивать свои права.
Объяснение:
Смысл рассказа «Кукушка» кроется в том, что любой человек становится никем и ничем без стремлений и без поддержки людей рядом. Автор пытается донести до читателя, что человек не является полноценным, если у него нет дома, призвания и собственной семьи. Кукушка — одинокий и нищий старик, у которого раньше была семья и работа. Но из-за его лени с работы его выгнали, а жена ушла. После этого он стал вести скорей бродячий образ жизни, не имея никаких ориентиров, стремлений и желаний. Именно наличие близких людей рядом и правильных целей является возможностью найти смысл своего существования.
Объяснение:
В году со мной приключилась беда. Шел по улице, поскользнулся и упал... Упал неудачно, хуже и некуда: сломал себе нос, рука выскочила в плече, повисла плетью. Было это примерно в семь часов вечера. В центре города, на Кировском проспекте, недалеко от дома, где живу. С большим трудом поднялся, забрел в ближайший подъезд, пытался платком унять кровь. Куда там, я чувствовал, что держусь шоковым состоянием, боль накатывает все сильнее и надо быстро что-то сделать. И говорить-то не могу — рот разбит. Решил повернуть назад, домой.
Я шел по улице, думаю, что не шатаясь. Хорошо помню этот путь метров примерно четыреста. Народу на улице было много. Навстречу женщина с девочкой, какая-то парочка, пожилая женщина, мужчина, молодые ребята, все они вначале с любопытством взглядывали на меня, а потом отводили глаза, отворачивались. Хоть бы кто на этом пути подошел ко мне, спросил, что со мной, не нужно ли
Я запомнил лица многих людей, — видимо, безотчетным непониманием, обостренным ожиданием Боль путала сознание, но я понимал, что, если лягу сейчас на тротуаре, преспокойно будут перешагивать через меня, обходить. Надо добираться до дома. Так никто мне и не
Позже я раздумывал над этой историей. Могли ли люди принять меня за пьяного? Вроде бы нет, вряд ли и производил такое впечатление. Но даже если и принимали за пьяного — они же видели, что я весь в крови, что-то случилось — упал, ударили, — почему же не не спросили хотя бы, в чем дело? Значит, пройти мимо, не ввязываться, не тратить времени, сил, «меня это не касается» стало чувством привычным?
С горечью вспоминая этих людей, поначалу злился, обвинял, недоумевал, потом стал вспоминать самого себя. Нечто подобное - желание отойти, уклониться, не ввязываться — и со мной было. Уличая себя, понимал, насколько в нашей жизни привычно стало это чувство, как оно пригрелось, незаметно укоренилось. Я не собираюсь оглашать очередные жалобы на порчу нравов. Уровень снижения нашей отзывчивости заставил, однако» призадуматься. Персонально виноватых нет. Кого винить? Оглянулся — и причин видимых не нашел.
Раздумывая, вспоминал фронтовое время, когда в голодной окопной вахней жизни исключено было, чтобы при виде раненого пройти мимо него. Из твоей части, из другой - было невозможно, чтобы кто-то отвернулся, сделал вид, что не заметил тащили на себе, перевязывали, подвозили... Кое-кто, может, и нарушал этот закон фронтовой жизни, так ведь были и дезертиры, и самострелы. Но не о них речь, мы сейчас — о главных жизненных правилах той поры.
Я не знаю рецептов для проявления необходимого всем нам взаимопонимания, но уверен, что только из общего нашего понимания проблемы могут возникнуть какие-то конкретные выходы. Один человек — я, например, — может только бить в этот колокол тревоги и просить всех проникнуться ею и подумать, что же сделать, чтобы милосердие согревало нашу жизнь