Великие мировые художники использовали библейские темы в изобразительном искусстве наиболее ярко оставил свой след гениальный художник Рембрандт. Он сумел очень правдиво и действительно искренне показать неисчерпаемое богатство внутреннего мира человека через библейские сюжеты в живописи. Его герои похожи на обычных людей, современников, среди которых жил художник.
В простом человеке Рембрандт мог увидеть внутреннюю цельность, благородство и духовное величие. У него получалось передать на картине самые прекрасные качества человека. Его полотна наполнены подлинными человеческими страстями, ярким подтверждением этого служит картина «Снятие с креста» (1634 г). Известная картина - «Ассур, Аман и Эсфирь», написаная по библейскому мифу, в котором рассказывается, как Аман оклеветал иудеев перед царем Ассуром, желая их смертной казни, а царица Эсфирь сумела раскрыть коварную ложь.
В истории искусства сложно найти более загадочного и неоднозначного живописца, чем Брейгель. Он не оставил после себя никаких записок, трактатов или статей о своей жизни, не рисовал он и автопортретов или портретов своих близких. На его полотнах библейские темы в изобразительном искусстве покрыты тайной, персонажи не имеют запоминающихся лиц и все фигуры лишены индивидуальности. В его картинах можно увидеть Господа и пресвятую Марию, Христа и Иоанна Крестителя. Полотно «Поклонение волхвов» как бы покрыто белоснежной пеленой. Поэтому картины так притягивают. Смотря на них, хочется разгадать тайну.
Библейские герои Брейгеля изображены среди современников, они ведут свою обыденную жизнь на фламандских городских улицах и в сельской местности. Например обремененный тяжестью своего креста, теряется среди множества обычных людей, даже не подозревающих, что они делают свой нравственный выбор, глядя на Бога.
Великий Караваджо писал полотна, которые поражают своей необычностью, они по сей день вызывают горячие споры между ценителями искусства. Несмотря на то, что в эпоху Возрождения любимой темой для живописи были праздничные сюжеты, Караваджо остался верен себе, своей трагической тематике. На его полотнах люди испытывают ужасные мучения и нечеловеческие страдания. Библейские темы в изобразительном искусстве художника прослеживаются на полотнах «Распятие святого Петра», где изображена казнь апостола, распятого вниз головой на кресте, и «Положение во гроб» с изображением народной драмы.
Христианское искусство непросто воспроизводило библейские сюжеты. Талантливые художники создавали потрясающие картины, каждые из которых уникальны, благодаря тому, что по-особенному рассказывают о библейском сюжете.
Самым любимым сюжетом, связанным с Авраамом, является жертвоприношение.
В библейском писании рассказывается, как Бог попросил Авраама сжечь своего сына Исаака, чтобы доказать свою преданность. Отец устроил жертвенник на горе Мориа, и в последний момент жертвоприношения Исаака к ним явился ангел и остановил его. Вместо ребенка был сожжен ягненок.
Жила собі дівчина. Дожила до двадцяти п'яти років і померла. Що говорять у таких випадках?
Що була вона вродлива. І розумна. Що любила Моцарта, Баха, бітлів. І мене. Якось, коли вона звалила в одну купу цих світочів музики й вашого покірного слугу, я спитав, за яким усе-таки принципом мають розподілятись її лаври, й вона, всміхнувшись, відказала: "За алфавітним". Я тоді, пригадую, теж усміхнувся. А тепер — сиджу й гадаю: а як, власне, мене в тому списку було записано? Якщо на ім'я, то я стояв за Моцартом. Якщо ж на прізвище — то десь між Бахом та бітлами. І так і так виходить не перше місце, й це чомусь страшенно мене гризе: я ж бо звик скрізь бути першим. Гени, фамільна спадковість!
На останньому курсі я взяв собі за звичку працювати в бібліотеці Редкліффа[1]. Не тільки через те, що там є на кого — і на що! — подивитись (і я таки дивився й задивлявся), а передусім тому, що в цій бібліотеці стояла справжня тиша, мене там ніхто не знав і від роботи не відривав, та й одержати книжку з фонду обов'язкової літератури було легше.
А втім, як водиться у нас у Гарварді, за день до заліку з історії я ще не тримав у руках жодної книжки з обов'язкового списку. Отож, зайшовши до бібліотеки, я пішов прямо до видачі, з наміром узяти один-єдиний том, який, сподівався, і вивезе мене завтра. На видачі чергували двоє дівчат. Одна висока — з тих, що грають у теніс і в усякі інші ігри. Друга — в окулярах, учена мишка. Я обрав чотириокого Гризуна Науки.
— Дайте мені "Пізнє середньовіччя".
Вона скоса глянула на мене:
— Хіба у вас немає бібліотеки?
— Наскільки мені відомо, студенти Гарварда мають право користуватися вашою бібліотекою.
— Ви мені про закон, містере Шпаргалето, а я вам — про етику. У вас у Гарварді — п'ять мільйонів книжок. А у нас тут — злиденні кілька тисяч.
Ото ще надлюдина в спідниці. Це з тих, мабуть, що вважають: якщо студенток у Редкліффі вп'ятеро більше, ніж студентів у Гарварді, то це означає, що дівчата вп'ятеро розумніші від хлопців. За інших обставин я залюбки позбиткувався б з неї — я це вмію,— але сьогодні мені дозарізу потрібна була та клята книженція.
— Слухайте, мені дуже потрібна та клята книженція.
— Чи не можна без вульгарностей, містере Шпаргалето?
— Чого це ви охрестили мене Шпаргалето?
— Того, що вигляд у вас такий: багатий, та дурний,— відповіла вона, знімаючи окуляри.
— От і не вгадали. Я бідний, але розумний.
— Це я бідна і розумна, містере Шпаргалето. А ви — ні.
Вона виклично дивилася на мене своїми карими очима. Ну гаразд, оте "багатий" я б іще проковтнув, але за "дурного" спуску не дам, і гарні очі тебе не виручать.
— Який це йолоп сказав вам, що ви розумні? — питаю.
— Я сама знаю. От з вами я, приміром, і кави за одним столом не пила б.
— А я вас ніколи й не за би.
— От вам і доказ,— зраділа вона,— доказ того, що ви дурний.
Объяснение:
Та і все вони найкращі друзі з дитинства, інші з ним просто спілкувалися. Але не дружили