— Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество.
Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки
Всё взяли бусурмане, всё пропало
Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша!
Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чём стоит наше товарищество!
Отец любит своё дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек
Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей
Вам случалось не одному - помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдёт до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те!
Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе
- Нет, так любить никто не может!
Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их
Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке
Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства
И проснётся оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело
Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество!
Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведётся так умирать!
Никому, никому!..
Не хватит у них на то мышиной натуры их!
Тонкий, узкий, длинный ход
В глубь земли мечту ведет.
Только спустишься туда,
Встретишь замки изо льда.
Чуть сойдешь отсюда вниз,
Разноцветности зажглись,
Смотрит чей-то светлый глаз,
Лунный камень и алмаз.
Там опал снежит, а тут
Расцветает изумруд.
И услышишь в замках тех
Флейты, лютни, нежный смех.
И увидишь чьих-то ног
Там хрустальный башмачок.
Льды, колонны, свет, снега,
Нежность, снежность, жемчуга.
Тонкий, узкий, длинный ход
В этот светлый мир ведет.
Но, чтоб знать туда пути,
Нужно бережно идти.
Из цикла «Былинки», сб. «Фейные сказки». 1905г.
Это стихотворение из книжки, посвященной дочери поэта.
Ключевым словом напрашивается быть слово МЕЧТА. Бальмонт – символист, поэт Серебряного века русской поэзии. Он считал, что основное отличие символистов от реалистов в том, что первые не простые наблюдатели, а мыслители, глядящие в мир сквозь окно своей мечты. Но, думаю, это слишком обще и применимо ко многим его сочинениям.
Мне кажется, ключом в этом стихотворении может быть слово ВНИЗ. Обычно светлый мир – это мир света, солнца, небес. ВЕРХ. Но Константин Бальмонт – мастер крайностей и символов–антонимов. Вот и свой светлый мир он запрятал глубоко под землю. Поэт описывает медленное, постепенное продвижение в глубину земли к ее сокровищам. От ледяных замков к россыпям драгоценных камней.
Мир его мечты устроен совсем иначе, чем наш. Опаловые переливы снега под солнцем на поверхности поэтическое воображение превращает в сугробы опалов в светлом подземном мире. Сравнение зелени с изумрудами привычно в обычном мире. В мире Бальмонта - цветение изумрудов.
И тот мир – обитаем, он тоже наблюдает за нами светлыми глазами алмазов. В мире мечты нет оглушающей тишины. Что это? Перестук камешков или нежный смех? Дрожание струн лютни, протяжный вздох флейты… Нежный, снежный, жемчужный мир.
Но надо быть очень осторожным, и терпеливым, чтобы пройти по узкому и длинному пути мечты и не спугнуть обитателей подземного мира, ускользающих при виде чужака, оставляя лишь хрустальный башмачок. А это уже совсем другая сказка.