Софі Хаттер– дівчина 18 років, капелюшниця з містечка Маркет-Чиппінг. Найстарша з трьох сестер, вона надзвичайно багато читала, доглядала сестричок і готувала Марту до пошуків щасливої долі. Вона дуже спритно вправлялася з голкою і шила одяг для сестер. Для Софі найголовніше в житті – її сестри, заради Летті вона й наважилася одягти семимильні чоботи. Відьма Пустирищ перетворила її на старезну бабусю.
Летті – середня з сестер, була дуже вродливою і була впевнена, що у неї буде сама щаслива доля з трьох сестер. Мала неабияку популярність серед хлопців. Вона була струнка, моторна, спритна.
Марта – наймолодша з сестер. Найкмітливіша з трьох сестер.
Фанні Хаттер — мачуха Софі.
Хаул – високий зеленоокий юнак у напрочуд розкішному блакитному зі сріблястим шиттям костюмі. Мав подовгасте вузьке обличчя з білявим волоссям, яке спадало йому на очі.
Кальцифер – вогняний демон, що живе в замку Хаула й приводить його в рух; має таємну угоду з Хаулом, яку прагне розірвати з до Софі. Замок переносився з одного виміру в інший за до Кальцифера, якому Хаул віддав своє серце.
Відьма Пустирищ – зла відьма. Це огрядна пані, з плечей спадала соболина накидка, а туго обтисле чорне плаття так і виблискувало діамантами. Обличчя дами було продумано прекрасним. Горіховий відтінок волосся дуже молодив її.
Майкл – 15-річний учень Хаула, що зостався один и прийшов да Чарівного Замку, так як більше іти було нікуди.
Опудало-ріпка – це зачарований принц Джастін
Хін – це собака, який шпигує за мешканцями замку.
Во всех смыслах сложный последний фильм большого режиссера
В неопределенном будущем земляне обнаруживают за пределами Солнечной системы обитаемую планету, чья цивилизация вроде бы находится на пороге Ренессанса, и забрасывают на нее отряд ученых-наблюдателей. Культура инопланетных собратьев при ближайшем рассмотрении оказывается глухим Средневековьем, готовым вот-вот обернуться повсеместным кровавым террором. Дон Румата (Ярмольник), один из землян, которые наблюдают за творящимся ужасом, несмотря на клятву о невмешательстве, начинает все чаще тянуться к мечу.
Наверное, нет нужды объяснять, что «Трудно быть богом» такая же научно-фантастическая антиутопия, как «Мой друг Иван Лапшин» — милицейский триллер, а «Хрусталев, машину!» — драма про «дело врачей». Текстура и речь в фильмах Германа всегда были важнее драматургии, сплав ностальгии (если только бывает ностальгия по ужасу) с коллективным бессознательным — значительнее сюжетной канвы. Его кино оседало в памяти не историями и идеями, а звуком выпавших из кармана монет или видом сапога, ступившего в лужу. Каким бы аллегоричным ни было германовское Средневековье в «Трудно быть богом», оно начисто лишено этой основы, которую в предыдущих фильмах на тактильном и слуховом уровне мог считать любой, даже постсоветскийчеловек. Грубо говоря, режиссер впервые принимается строить исключительно свой выдуманный мир, и, несмотря на проработанность этой фантазии, ей явственно не достает скрепляющего всю конструкцию вещества. Кропотливо делавшийся долгие годы «Трудно быть богом» парадоксальным образом вышел самым несовершенным из больших фильмов Германа. Переозвученные реплики силятся попасть в губы актеров, но все больше пролетают мимо, великие операторы Ильин и Клименко и вовсе снимают каждый свою картину (и даже если это не так, от этого ощущения никуда не деться). Кажется, что трехчасовой сочащийся кровью, потом и говном «Трудно быть богом» — это отчаянная, во многом впечатляющая, но безуспешная попытка найти в этой грязи фильм великого режиссера. Когда с экрана в очередной раз доносится классическое германовское «тру-ля-ля», кажется, что он совсем рядом, буквально за углом. Но, как и Пастернак, чьи строчки в какой-то момент силится вспомнить Ярмольник, он, судя по всему, остался на другой планете.