R-13 выделяются «толстые, негрские губы» — символ эмоциональной непосредственности, простодушия: «— Эй, математик, замечтался! — Я вздрогнул. На меня — черные, лакированные смехом глаза, толстые, негрские губы. Поэт R-13, старый приятель — и с ним розовая О». R-13 воспринимается в ассоциативной связи с образом другого поэта, чье изображение Д-503 видит в Древнем Доме: «С полочки на стене прямо в лицо мне чуть приметно улыбалась курносая асимметрическая физиономия какого-то из древних поэтов (кажется, Пушкина)». И негрские губы, и трагическая судьба национально го гения проецируются на трагическую судьбу поэта R-13, погибающего в финале романа: «R-13 говорил захлебываясь, слова из него так и хлещут, из толстых губ — брызги; каждое "п" — фонтан, "поэты" — фонтан». «Мокрые, лакированные губы добродушно шлепнули: Ну чего там…» Далее смутное беспокойство, угнетенное психологическое состояние R-13 передается следующим образом: «Толстые губы висели, лак в глазах съело». Губы как художествен ная деталь сопровождают поэта до финала романа, где он погибает: «Он лежал на спине… Я узнал толстые, негрские и как будто даже сейчас еще брызжущие смехом губы. Крепко зажмуривши глаза, он смеялся мне в лицо. Секунда — я перешагнул через него и побежал…»
Ах, чтоб меня! — воскликнул Обри смущенно. — Я совсем забыл про этого проклятого шакала. Бедный Чинк, он попал в тяжелую передрягу! Удивительно, как это шакал еще не разорвал его на куски, да и палатку впридачу.Да, мужественный Чинк, быть может, в последний раз выдерживал натиск врага. Его ноги дрожали от страха и голода, но он все еще принимал самый воинственный вид и, без сомнения, готов был умереть, защищая свой пост.Биллу Обри с первого взгляда все стало ясно. Подскакав к палатке и увидев нетронутый мешок с ветчиной, он понял, что Чинк ничего не ел с самого дня его отъезда. Щенок, дрожа от страха и усталости, подполз к нему, заглянул ему в лицо и стал лизать руку, как бы желая сказать: «Я сделал то, что ты мне велел, хозяин». Это было слишком для старого Обри, и слезы стояли в его глазах, когда он торопливо доставал еду маленькому герою.Затем он повернулся к нему и сказал:— Чинк, старый друг, я с тобой поступил очень плохо, а ты со мной хорошо. Обещаю, что никогда больше не оставлю тебя дома, если отправлюсь погулять еще разок. Не знаю, чем бы тебя порадовать, друг, раз ты не пьешь водки. Вот разве я избавлю тебя от твоего самого большого врага!Он снял с шеста посреди палатки свою гордость — дорогой магазинный карабин. Не думая о последствиях, он сломал казенную печать и вышел за дверь.Шакал, по обыкновению, сидел невдалеке, скаля зубы в дьявольской усмешке. Но прогремел выстрел, и страхи Чинка кончились.Подоспевшие сторожа обнаружили, что нарушен закон об охране парка, что старый Обри застрелил одного из его диких обитателей. Его карабин был отнят и уничтожен, и он вместе со своим четвероногим другом был позорно изгнан из парка и лишен права вернуться, под угрозой тюремного заключения.Но Билл Обри ни о чем не жалел.— Ладно, — сказал он. — А все-таки я сделал доброе дело для своего товарища, который никогда меня не предавал.
