Одной из самых мучительных загадок для Тургенева всегда была Природа, ибо она для писателя являлась истинным Божеством. В ее сущности он пытался обрести гармонию и покой.
Но Природа и ужасала его — своего певца — равнодушием и отсутствием видимой цели в творимой ею жизни: «...она заставляет кровь обращаться в моих жилах без всякого моего участия, и она же заставляет звезды появляться на небе, как прыщи на коже, и это ей одинаково ничего не стоит, и нет ей в том большой заслуги. Это штука — равнодушная, повелительная, прожорливая, себялюбивая, подавляющая — это жизнь, природа или Бог; называйте ее как хотите, но не поклоняйтесь ей.. . Ибо в акте творения заключается не больше славы, чем есть славы в падающем камне, в текущей воде, в переваривающемся желудке... » — писал И. С. Тургенев 28 июля 1846 года Полине Виардо.
Природа являлась для Ивана Сергеевича и первопричиной гамлетовского начала — одного из проявлений ее всеобщего закона, он видит в ней «всеобщую и бесконечную гармонию» , в которой существуют все и вся. Все жизни сливаются в мировую жизнь — это общая тайна, которую мы видим и не видим. В Природе все обособлено и в то же время слито — это общая тайна. Человеку порой трудно или даже невозможно найти успокоение в «бесконечности гармонии» , ибо она вне разума.
Безразличие Природы, воплощенное в незыблемости ее законов, — вот что питало космический пессимизм Тургенева. «Для меня в непреложности законов природы есть самое ужасное, так как я никакой цели, ни злой, ни благой, не вижу в них», — говорил он Полонскому в конце жизни.
Грустным итогом подобных размышлений стало стихотворение в прозе «Природа» . Поэт обращается к «нашей общей матери» с вопросом о ее заботах: «не о будущих ли судьбах человечества» они? Но оказывается, что предмет для ее дум — «Как бы придать большую силу мышцам ног блохи, чтобы ей Удобнее было от врагов своих» . Поэт потрясен: «Но разве мы, люди, не любимые твои дети? » Природа же холодно спокойна: «— Все твари мои дети, — промолвила она, — и я одинаково о них забочусь — и одинаково их истребляю. — Но добро.. . разум.. . справедливость... — пролепетал я снова. — Это человеческие слова, — раздался железный голос. — Я не ведаю ни добра, ни зла.. . Разум мне не закон — и что такое справедливость? Я тебе дала жизнь — я ее отниму и дам другим, червям или людям.. . мне все равно.. . А ты пока защищайся — и не мешай мне! »
Разум художника не может постигнуть этого противоречия и безнадежности существования — разум ищет опоры. Тургенев — прекрасный лирик, его и прозаические произведения изобилуют описаниями картин природы. Причем природа в них созвучна настроениям героев или выступает в контрасте с ним. Это типичное для XIX века изображение природы получило свое продолжение в произведениях Ф. Достоевского, Л. Толстого, Н. Некрасова.
И сегодня мы часто смотрим вокруг глазами И. С. Тургенева.
Кконцу же поэмы лирическая стихия почти полностью захватывает произведение. заключительная глава изобилует авторскими рассуждениями. здесь-то и дается ключ к пониманию идейно-композиционных особенностей “мертвых душ”. лирическое отступление о человеческих страстях наводит на мысль о том, что гоголь отождествляет каждую главу о помещике с какой-нибудь преодоленной страстью. например, в главе о манилове побеждается уныние, о коробочке — страх, с ноздреве — гнев, о собакевиче — невежество, а в главе о плюшкине происходит перелом: появляется мотив церкви, больше церковной лексики, сам же плюшкин ассоциируется с юродивым, возникает мотив “подъема”. если до этой главы чичиков постоянно “спускается вниз” (падение во время грозы), то с этого момента он “поднимается” (например, он взбегает по лестнице к прокурору), поднимается из глубин ада после выкупа “мертвых душ”. таким образом, получается, что творческий замысел гоголя именно в лирике, рассказ же о похождениях чичикова — это иллюстрация морали, притча, рассказанная во время проповеди, а “мертвые души” — художественная проповедь (в этом-то и заключается жанровое своеобразие поэмы). гоголь же предстает как пророк, несущий божий свет людям (“кто же, как не автор, должен сказать святую правду? ”). писатель пытается указать человечеству дорогу к богу, направить грешных на путь истинный. и в последнем лирическом отступлении он создает образ дороги, дороги к свету, к чуду, к перерождению, ко второму тому. словесная магия переносит читателя в другое измерение (“кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг”, “и мчится вся вдохновенная богом”). русь-тройка же летит по пути духовного преображения. образ россии, устремленной “в даль веков”, разрабатывает и блок в своем пророческом цикле “на поле куликовом” (родина замечательна здесь в образе степной кобылицы, которая воплощает в себе вечное движение).
Рассказы чехова- особенные рассказы. главное открытие, которое сделал чехов в структуре повествования, -это подтекст. что же это такое? это особая чеховская деталь, которая открывает простор для воображения. оставляя какие-то важные реалии за канвой повествования, чехов приглашает читателя для соавторства. а соавторами могут быть люди самого разного уровня, образования и воспитания. сам чехов так определял особенность своей прозы: «умею говорить коротко о длинных вещах». другими словами, за внешним изображением событий всегда был скрыт «потаенный» смысл. ярчайшим примером раскрытия «потаенного» смысла через детали является рассказ «ионыч».
Но Природа и ужасала его — своего певца — равнодушием и отсутствием видимой цели в творимой ею жизни: «...она заставляет кровь обращаться в моих жилах без всякого моего участия, и она же заставляет звезды появляться на небе, как прыщи на коже, и это ей одинаково ничего не стоит, и нет ей в том большой заслуги. Это штука — равнодушная, повелительная, прожорливая, себялюбивая, подавляющая — это жизнь, природа или Бог; называйте ее как хотите, но не поклоняйтесь ей.. . Ибо в акте творения заключается не больше славы, чем есть славы в падающем камне, в текущей воде, в переваривающемся желудке... » — писал И. С. Тургенев 28 июля 1846 года Полине Виардо.
Природа являлась для Ивана Сергеевича и первопричиной гамлетовского начала — одного из проявлений ее всеобщего закона, он видит в ней «всеобщую и бесконечную гармонию» , в которой существуют все и вся. Все жизни сливаются в мировую жизнь — это общая тайна, которую мы видим и не видим. В Природе все обособлено и в то же время слито — это общая тайна. Человеку порой трудно или даже невозможно найти успокоение в «бесконечности гармонии» , ибо она вне разума.
Безразличие Природы, воплощенное в незыблемости ее законов, — вот что питало космический пессимизм Тургенева. «Для меня в непреложности законов природы есть самое ужасное, так как я никакой цели, ни злой, ни благой, не вижу в них», — говорил он Полонскому в конце жизни.
Грустным итогом подобных размышлений стало стихотворение в прозе «Природа» . Поэт обращается к «нашей общей матери» с вопросом о ее заботах: «не о будущих ли судьбах человечества» они? Но оказывается, что предмет для ее дум — «Как бы придать большую силу мышцам ног блохи, чтобы ей Удобнее было от врагов своих» . Поэт потрясен: «Но разве мы, люди, не любимые твои дети? » Природа же холодно спокойна: «— Все твари мои дети, — промолвила она, — и я одинаково о них забочусь — и одинаково их истребляю. — Но добро.. . разум.. . справедливость... — пролепетал я снова. — Это человеческие слова, — раздался железный голос. — Я не ведаю ни добра, ни зла.. . Разум мне не закон — и что такое справедливость? Я тебе дала жизнь — я ее отниму и дам другим, червям или людям.. . мне все равно.. . А ты пока защищайся — и не мешай мне! »
Разум художника не может постигнуть этого противоречия и безнадежности существования — разум ищет опоры. Тургенев — прекрасный лирик, его и прозаические произведения изобилуют описаниями картин природы. Причем природа в них созвучна настроениям героев или выступает в контрасте с ним. Это типичное для XIX века изображение природы получило свое продолжение в произведениях Ф. Достоевского, Л. Толстого, Н. Некрасова.
И сегодня мы часто смотрим вокруг глазами И. С. Тургенева.