На света жил один мальчик по имени Нильсс. Когда Нильсс делал уроки , он увидел волшебника. И этот волшебник сделал его очень маленьким с размером ластика. Нильс подружил со своим домашним гусем. Они путешествовали. Но мальчику надоело быть маленьким и он решил разыскать волшебника. Но когда мальчик его нашёл , волшебник сказал , что он должен выполнить 3 правила. Когда Нильсс выполнил два правила , он пошёл вновь искать волшебника , чтобы узнать третье правило. Правило гласило следующее, что сегодня убьют его лучшего друга - гуся. Мальчик не остался равнодушным и побежал своего друга . Когда Нильсс он понял, что теперь навсегда останется маленьким, но тут появился волшебник и сдал его большим. Тогда Нильсс понял , что он поступил правильно
Обломов живет в Петербурге 12 лет. За это время он ни разу не наведался в свою деревню Обломовку. Имение Обломовка расположена далеко от столицы. До деревни нужно ехать тысячу двести верст (это почти 1300 км): "...в одной из отдаленных губерний, чуть не в Азии..." "...Что же с: тысячу двести верст не Бог знает что!.." После смерти родителей в имении числилось 350 крепостных душ: "...по смерти отца и матери он стал единственным обладателем трехсот пятидесяти душ..." Но теперь в Обломовке живет 300 душ: "...Помилуй, а Обломовка? Триста душ!.." В целом, имение Обломовка хорошее и живописное, но запущенное: "...Имение хорошее, но сильно запущено..." "...Весь уголок верст на пятнадцать или на двадцать вокруг представлял ряд живописных этюдов, веселых, улыбающихся пейзажей..." В деревне Обломова нет порядка. Из Обломовки сбегают крепостные мужики: "...А под Иванов день еще три мужика ушли..." В Обломовке мужики пьют и не хотят работать: "...мужики избалованы, старосты нового не слушают, а старый плутоват, за ним надо смотреть..." "...Другие больно пьют и просятся на оброк..." Несмотря на это Обломовка все еще приносит неплохой доход: "...уже от семи до десяти тысяч рублей ассигнациями дохода..." "...кажется, тысяч семь, восемь… худо не записывать!.." Но в руках Обломова имение не улучшается. а, наоборот, становится хуже: "...Со времени смерти стариков хозяйственные дела в деревне не только не улучшились, но, как видно из письма старосты, становились хуже..."
Рассказ К. Г. Паустовского «Телеграмма» — это не банальное повествование об одинокой старушке и невнимательной дочери. Паустовский показывает, что Настя отнюдь не бездушна: она сочувствует Тимофееву, тратит много времени на устройство его выставки. Как же могло случиться, что заботящаяся о других Настя проявляет невнимание к родной матери? Оказывается, одно дело — увлекаться работой, делать ее от всего сердца, отдавать ей все силы, физические и душевные, а другое — помнить о близких своих, о матери — самом святом существе на свете, не ограничиваясь только денежными переводами и короткими записками. Вот такого испытания на истинную человечность Настя не выдерживает. «Она подумала о переполненных поездах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней — и положила письмо в ящик письменного стола» . В сутолоке ленинградских дней Настя чувствует себя интересной и нужной людям, ею движет желание проявить активность своей натуры. Есть в ней и эгоистическое чувство.
«На одной из площадок Настя достала зеркальце, напудрилась и усмехнулась, — сейчас она нравилась самой себе. Художники называли ее Сольвейг за русые волосы и большие холодные глаза» . Не присутствует ли доля эгоистического чувства даже в хлопотах о выставке Тимофеева? Недаром же на вернисаже говорят: «Этой выставкой мы целиком обязаны.. . одной из рядовых сотрудниц Союза, нашей милой Анастасии Семеновне... » «Настя смутилась до слез» . Гармонии между заботами о «дальних» и любовью к самому близкому человеку Насте достигнуть не удалось. В этом трагизм ее положения, в этом причина чувства непоправимой вины, невыносимой тяжести, которое посещает ее после смерти матери и которое поселится в ее душе навсегда.
Вероятно, смерть старой одинокой женщины, по сути брошенной своей дочерью, послужит уроком молоденькой учительнице, недавно приехавшей в деревню: ведь в городе у нее осталась мать, «вот такая же маленькая, вечно взволнованная заботами о дочери и такая же совершенно седая».