В XVII веке Москва представлялась современникам большим городом. Приезжие иностранцы сравнивали ее с Парижем, Прагой, Лондоном. Причем, сравнение проходило всегда в ее пользу. Смута, охватившая Россию в начале XVII века, привлекла внимание иностранных наблюдателей почти всей Европы к еще мало кому изведанной Московии и ее столице.
Именно с того времени о России стали часто издавать сочинения побывавших в ней дипломатов, торговых агентов, военных наемников. В престижных географических атласах появились карты Русского государства и гравированные планы его столицы. Особое первенство в этом принадлежало голландским и габсбургским изданиям.
Планы Москвы первой половины XVII века представляли город как бы с высоты птичьего полета. На них изображались во многом достоверные очертания стен и башен, церквей и монастырей, государственных учреждений и жилых зданий, хозяйственных строений, улиц и переулков, мостов, садов и огородов, площадей и пустырей.Кремль («Кремленаград», Город, Замок) в XVII веке уже окончательно сложился как резиденция царей. После Смуты, при Михаиле Федоровиче и особенно при Алексее Михайловиче окончательно завершилось строительство царского дворца. Дворцовый комплекс к середине века достигает своего расцвета. Тогда же, при патриархе Никоне, строятся и новые Патриаршие палаты. Современники отметили расположение палат Никона рядом с царским дворцом., Не исключено, что уже тогда патриарх начал свое негласное соперничество с царем. Дворец Никона был «каменный и довольно красивый по своей величине». Идет перестройка в Кремле и Приказных палат.
Пахала на него и сапоги ему чинила,
А барину не интересно это было.
Продал тот барин всех детей семьи,
И снизились у барина долги.
Работать хуже вдруг крестьяне стали,
Он разозлился продал мать семьи.
расстроился отец, помер от грусти томной.
А барину хоть что, ему бы жизни долгой.
Однажды барин входит в дом,
Нет не еды, да ни воды и сапоги грязны,
Ругаться было начал он,
Да вспомнил: "Это был не сон!
Сам всех продал я , не кого ругать!
Теперь, пора же помирать!
Работать пробовать я не могу.
от грусти и тоски, да от труда я ведь помру!"
Вот так и умер он, не пробовав работать
От голода да страха пред трудом.
но помнить должен каждый, он,
Не знал, что вынужден крестьянский труд любить.
Не знал, что тут нельзя нос воротить!"
Да будет знать. Да будет поминать,
Как умер он, от лени и от зла!