ПРИСКАЗКИ А во лбу звезда горит- Сказка о Царе Салтане Там русский дух - там русью пахнет-У лукоморья И я там был - мед, пиво пил. По усам текло, а в рот не попало. -У лукоморья Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. (языком болтать не мешки ворочать) Мал да удал - далеко ускакал, траву перемял и вдаль убежал. Реки молочные, берега кисельные. В чистом поле, в широком раздолье, за темными лесами, за зелеными лугами, за быстрыми реками, за крутыми берегами. Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает. Вот тебе сказка, а мне бубликов вязка. Гусли-самогуды: сами заводятся, сами играют, сами пляшут, сами песни поют. За белы руки принимали, за столы белодубовы сажали, за скатерти браные, за яства сахарные, за питья медвяные. Из милости копытом траву-мураву досягает. Избушка, избушка на курьих ножках, повернись к лесу задом, ко мне передом! Мертвой водой окропить - плоть и мясо срастаются, живой водой окропить - мертвый оживает. На море, на окияне, на острове на буяне лежит бел-горюч камень алатырь. На море, на окияне, на острове на буяне стоит бык печеный: в заду чеснок толченый, с одного боку-то режь, а с другого макай на ешь. На поле-поляне, на высоком кургане. Не белы снега в чистом поле забелелись.. . Не за былью и сказка гоняется. По локоть в красном золоте, по колени ноги в чистом серебре. Под светлым месяцем, под-белыми облаками, под частыми звездами . Под темными лесами, под ходячими облаками, под частыми звездами, под красным солнышком. Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой! Сивка-бурка, вещий каурка. Сказка от начала начинается, до конца читается, в середке не перебивается. Промеж глаз калена стрела укладывается. Растет не по дням, по часам, как пшеничное тесто на опаре киснет. Жил-был царь овес, он все сказки унес.
Сергей Александрович Есенин. "Я помню, любимая, помню…" 1925 По словам С. А. Толстой-Есениной, существовал черновой автограф, который имел "посвящение — А. М. ‹Августе Миклашевской›. В дальнейшем посвящение было снято автором. Миклашевская Августа Леонидовна (1891—1977), актриса Камерного театра. Ей посвящен цикл "Любовь хулигана" — из семи стихотворений. С ней Есенин познакомился вскоре после своего возвращения из зарубежной поездки в августе 1923 г. Она была известной московской актрисой, с 1915 г. выступала на сцене Камерного театра, была занята в ведущих партиях: Сакунтала (в очередь с А.Г.Коонен), заглавная роль в "Принцессе Брамбилле", Арикия в "Федре" и др. В феврале 1923 г. Камерный театр отправился в длительную гастрольную поездку за рубеж. А.Л.Миклашевская осталась в Москве, поскольку ей некому было поручить своего пятилетнего сына. Во время знакомства с Есениным она уже не была актрисой Камерного театра, выступала на эстраде, играла в кабаре "Не рыдай", в театре "Острые углы" и т.п. После возвращения Камерного театра она осталась вне его, играла на различных московских и провинциальных сценах и вернулась в Камерный театр только в 1943 г.
И еще кое-что:
«Я помню, любимая, помню...». Тема – опять же любовь. Про любовь, как добрую память. Очень похоже на то, что описывается первая любовь, ведь именно она разогревает наши сердца, но часто не остаётся с нами навечно.
Я помню, ты мне говорила: «Пройдут голубые года, И ты позабудешь, мой милый, С другою меня навсегда».
Возможно, под словосочетанием «голубые годы» имеется в виду юность, молодость, неопытность. Но очень похоже на то, что любовь эта не ушла в небытие, а живёт также в сердце, и что отношения закончились не из отсутствия любви, а из-за необходимости в этом, что совсем не доставило радости влюблённым, а очень их огорчило.
Не радостно и не легко мне Покинуть тебя привелось.
И сердце, остыть не готовясь И грустно другую любя, Как будто любимую повесть С другой вспоминает тебя.
Если анализ стихотворения наложить на происходившее в это время в жизни Есенина, то можно сделать такое интересное умозаключение: а не погиб ли этот великий поэт из-за любви к первой девушке или женщине в соей жизни? Ведь его последняя жена Софья Толстая так и не смогла облегчить его жизни и ему выбраться из депрессии... Есенин – действительно великий поэт. В свои стихотворения он вложил частицу своей души, и это ощущается при чтении, очень уж они эмоциональны и глубоки в мысли. Его единственного я признаю как очень талантливого в этом деле человека.
Тема революции как гибели старого мира и рождения нового неразрывно связана в «Двенадцати» с темой народа... Образ народа запечатлен в коллективном герое поэмы — двенадцати парнях из питерских «низов», добровольно и с ясным сознанием своего долга вступивших в Красную гвардию: Как пошли наши ребята В красной гвардии служить — В красной гвардии служить — Буйну голову сложить! Кто же такие эти двенадцать? В этом вопросе необходимо разобраться, потому что вокруг него накопилось и до сих пор плодится много неясностей и даже произвольных домыслов. Социальная, классовая природа двенадцати определена в поэме совершенно точно: «рабочий народ». Критики, упрекавшие Блока за то, что он передал дело революции не в те руки, неизменно ссылались на одно и то же: сам поэт охарактеризовал своих безыменных героев как «голытьбу», да еще не просто голытьбу, а такую, которой «на спину б надо бубновый туз» (то есть отличительный знак каторжников), перед которой приходится «запирать етажи». Однако аргументация от «бубнового туза», если поглубже разобраться в поэме, нуждается по меньшей мере в уточнении. Во-первых, самому слову «голытьба» не следует придавать никакого особого значения. Оно значит в «Двенадцати» только то, что действительно значит: беднота, голь перекатная.Далее: «бубновый туз» — это все-таки метафора. Поэт рисует внешний облик двенадцати: В зубах — цыгарка, примят картуз, На спину б надо бубновый туа! Такими — с незримым «бубновым тузом» — красногвардейцы представлялись напуганному воображению обывателя...Блок и не ставил своей задачей показать авангард революции... Об Октябрьской революции и, в частности, о большевизме, как мы видели, у поэта было свое представление, которое и отразилось в его поэме. Замысел Блока был в том, чтобы языком искусства сказать, как вырвавшаяся на простор народная «буйная воля» обретает путь и цель, превращается в «волевую музыкальную волну».Блок признал высшую справедливость революционного насилия, видел в этом «историческую необходимость», но и не закрывал глаза на «страшное», а хотел объяснить его тоже исторически — как наследие жестокого, рабского Блок ничего не хочет ни приукрасить, ни смягчить. Да, эти люди, пришедшие в революцию с «литыми ножиками», говоря словами Блока, еще не «организованная» революционная воля. Их ведет пока только «черная злоба, святая злоба» к царям и господам. Но эти ожесточенные враги старого мира — также и его жертвы. На них еще лежат его густые тени, над ними еще тяготеет его проклятие.Эти люди прокляты «родимыми пятнами» окаянного которое раздуло в миллионах человеческих душ темное пламя «вражды, дикости, татарщины, злобы, унижения, забитости, недоверия, мести» (это — из августовского дневника 1917 года). Данная тема — предмет постоянных размышлений БлокаВо всяком случае, доверив «голытьбе» дело исторического возмездия над старым миром, Блок ни в малейшей мере не хотел взять под сомнение искренность и силу революционного порыва своих героев. Вопреки темным и слепым страстям, которые тяготят этих людей как наследие героика революции, борьба за великую цель поднимает их на высоту нравственного и исторического подвига. Такова была мысль Блока. Для него эти люди были героями революции, и он воздал им честь и славу — таким, какими их увидел. Сюжет и вся художественная структура поэмы говорят в пользу такого ее понимания. В этой связи необходимо остановиться на преступлении и личной драме Петрухи.
А во лбу звезда горит- Сказка о Царе Салтане
Там русский дух - там русью пахнет-У лукоморья
И я там был - мед, пиво пил. По усам текло, а в рот не
попало. -У лукоморья
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
(языком болтать не мешки ворочать)
Мал да удал - далеко ускакал, траву перемял и вдаль
убежал.
Реки молочные, берега кисельные.
В чистом поле, в широком раздолье, за темными лесами, за
зелеными лугами, за быстрыми реками, за крутыми берегами.
Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает,
помелом след заметает.
Вот тебе сказка, а мне бубликов вязка.
Гусли-самогуды: сами заводятся, сами играют, сами
пляшут, сами песни поют.
За белы руки принимали, за столы белодубовы сажали, за
скатерти браные, за яства сахарные, за питья медвяные.
Из милости копытом траву-мураву досягает.
Избушка, избушка на курьих ножках, повернись к лесу
задом, ко мне передом!
Мертвой водой окропить - плоть и мясо срастаются, живой
водой окропить - мертвый оживает.
На море, на окияне, на острове на буяне лежит бел-горюч
камень алатырь.
На море, на окияне, на острове на буяне стоит бык печеный: в
заду чеснок толченый, с одного боку-то режь, а с другого
макай на ешь.
На поле-поляне, на высоком кургане.
Не белы снега в чистом поле забелелись.. .
Не за былью и сказка гоняется.
По локоть в красном золоте, по колени ноги в чистом
серебре.
Под светлым месяцем, под-белыми облаками, под частыми
звездами .
Под темными лесами, под ходячими облаками, под частыми
звездами, под красным солнышком.
Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист
перед травой!
Сивка-бурка, вещий каурка.
Сказка от начала начинается, до конца читается, в середке
не перебивается.
Промеж глаз калена стрела укладывается.
Растет не по дням, по часам, как пшеничное тесто на опаре
киснет.
Жил-был царь овес, он все сказки унес.