Значение - так говорят про тех, кто явно не соответствует чему-либо, не понимает и никогда не поймет что-либо (ценное для того, кто говорит).
Цитата из «Песни о Соколе» (1899 г.) Максима Горького.
Уж увидел раненного сокола, который не мог взлететь. Сокол тосковал и рвался снова в небо:
"- О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я... к ранам груди и... захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!.."
Тогда Уж предложил птице прыгнуть со скалы, в надежде, что ветер поднимет его. Сокол, понимая, что шансы невелики, так и сделал, но разбился и погиб. Этот поступок птицы удивил ужа. Он решил и сам попробовать, что так тянуло сокола в небо:
"Сказал и - сделал. В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на солнце.
Рожденный ползать - летать не может!.. Забыв об этом, он пал на камни, но не убился, а рассмеялся..."
Произведение заканчивается конечно же не этим, а песней храбрых, восхваляющей безумный, но смелый поступок сокола.
"Безумству храбрых поем мы славу!
Безумство храбрых - вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью... Но будет время - и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!
Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поем мы песню!.."
Язык наш – усыхает. Сокращается словарь. Упраздняются прилагательные.
– Утюг есть?
– Утюга нет.
В голову не придет спрашивать – какой утюг. Он вообще утюг. Он или есть, или его нет.
Двоичная система – как в компьютере.
«Ветчина», «буженина», «окорок», «зельц», «карбонат», «салями» и черт его знает что еще вместо сотни слов укладываются в одно:
– Колбаса есть?
– Колбасы нет.
Кто спросит про колбасу: «Какая?» – получит матом от продавца и зонтом от бабки сзади.
С рыбой пока еще многословие, она пока еще или «минтай», или «иваси». Но не за горами, видимо, уже последнее упрощение.
Процесс не нравится современным писателям, зато удобство для археологов будущего. Это сейчас они при раскопках находят кости и черепки и, чтобы узнать, когда именно этот глиняный горшок разбили о голову раба, применяют метод полураспада чего-то там из физики. Нашу эпоху можно будет вычислять без всякой физики – по периоду распада нашего словаря.
Скажем: «Рукопись датируется годом, когда из языка у них окончательно исчезло слово «крабы». А слово «сгущенка» переживало именно период полураспада: то появлялось на языке, то исчезало».
В школах будут устраивать встречи детей с ветеранами, которые видели людей, которые слышали слово «шпроты».
«Съедобные» слова привожу для наглядности и простоты. Процесс шире и сложнее. При этом некоторые слова, напротив, даже потребовали уточняющих определений. Например, слово «депутат». Раньше определять было нелепо какой депутат? Обыкновенный, депутатский: чабан, комсомолец, в галстуке, тюбетейке, со значком «Летчик-космонавт» и орденом «Мать-героиня». Приехал, поспал с поднятой рукой, получил свою дубленку и снова пропал где-то между Якутией и Дагестаном. Теперь депутат – «какой». Один – за народ, другой, наоборот, за демократию. Третий хочет подвести черту под ними обоими...
Усыхает язык. Из полнокровного, кудрявого, с мышцами, жилочками, веснушками превращается в трескучий скелет.
Не сами исчезают слова, а потому что им нечего выражать. Нет уже в языке «снегирей», «щеглов», «малиновок». Остались пока «воробьи», «вороны» и эти, посланцы мира. А потом вместо всего порхающего и чирикающего станет просто:
– Птица есть?
– Птицы нет.
Птица больше не будет – «какая». Никакая. Летала птица и отлеталась.
И в лесу – никаких этих «осинок», «сосенок», «елочек». «В лесу родилось дерево, в лесу оно росло».
Понятия нету – и слово ни к чему.
«Будьте любезны, извините великодушно, сердечно вас
Сказавший это вслух будет принят за городского сумасшедшего.
Его просто никто не поймет.
Наречия «грешно» или «благородно» пахнут сыростью графских развалин. Попытки реанимации не удаются. Слово «милосердие» пестрит и мелькает, но приживается пока лишь в смысле: пусть скажут что вообще не убили.
«Долг чести», «муки совести», «щепетильность», не говоря уже об «уступчивости» и «услужливости», – все это сведено к двум душевным словам нашего современника:
– Куда прешь?
И все понятно сразу, и вопрос нетрудный, и ответить хочется. Потому что слова все родные, свои:
– Куда прешь?
– Да куда и ты! Куда мы все прем!
Прем из проклятого в светлое будущее. Прем, хороня по дороге понятия, отбрасывая слова...
– Озеро есть?
– Озера нет.
– Кислород есть?
– Кислорода нет.
– Природа есть?
– Нету природы.
– Человек-то есть?
– Вон, последний остался... Прет себе вперед, полностью выражая себя последними междометиями:
– Ах ты!.. Ух ты!.. Ну ты!.. Я т-те!.. Ишь ты!.. А-а! О-о-о-о!.. У-у-у-у!..