В первый же период творчества Шекспир написал и трагедию «Ромео и Джульетта». «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте» - таковы последние слова одной из первых и лучших трагедий Шекспира. Написанная в 1595 году, она и поныне не сходит со сцен театров всего мира, обретя новую жизнь в музыке, балете. (Всемирно известен балет С. Прокофьева по мотивам шекспировской трагедии). В «Ромео и Джульетте» перед зрителем предстаёт средневековый город Верона, обласканный итальянским солнцем. На сцене хор, который заранее рассказывает содержание пьесы: речь пойдет о юных существах, принадлежащих враждующим семьям, и, вопреки всему на свете, полюбивших друг друга. Зритель увидит «весь ход любви изреченной, и ярый гнев их близких, что угас, после гибели четы влюбленной». Таким образом, Фиделей, по всей видимости, должны были увлечь ход действия, а не его исход, сложности развития характеров героев, а не перипетии сюжета. Поэтому представляется целесообразным сосредоточить внимание учащихся на эволюции характеров этой шекспировской трагедии.
Ромео. В первых сценах Ромео предстает наивным юношей. Вообразив себя влюбленным в холодную красавицу, он философствует, предается меланхолии, жалуется на судьбу. Он расслаблен, многословен, ищет одиночества. Об этом выдуманном чувстве монах Лоренцо скажет: «В глазах - не в сердце страсти пыл».
Сердце Ромео запылало по-настоящему и глубоко, когда в него нежно и властно вошла Джульетта. Теперь он познал силу подлинного чувства и мужает на глазах. Поступки его полны энергии и отваги, ведь отныне его жизнь принадлежит им двоим, и без Джульетты он себя уже не мыслит. Порывистый, несдержанный прежде юноша становится осмотрительным, мудро сдержанным, особенно в схватке с Тибальдом, которого он пытается по-доброму образумить. И лишь когда за него гибнет его верный друг, жизнелюбивый, талантливый, пылкий Меркуцио, Ромео вынужден поднять меч на брата Джульетты. И если бы он поступил по-иному, то счел бы для себя позором неотмщенную гибель друга.
Тяжкие душевные муки терзают Ромео, когда по справедливому приговору герцога он вынужден покинуть Верону, разлучиться с Джульеттой. Но думает он не о себе - он пытается утешить жену светлой надеждой. (Сцену прощания юных супругов желательно зачитать).
Получив известие о смерти Джульетты, Ромео ведет себя очень мужественно. Покупая яд у нищего аптекаря, он рассуждает, как много испытавший страдалец: «Вот золото, возьми. Для душ людских в нем яд похуже. В этом жалком мире оно убийств куда свершает больше, чем эта смесь несчастная твоя… Не ты мне - я тебе сейчас дал яду…». В эти минуты высшего страдания он спокойно принимает единственно возможное для себя решение и отправляется навстречу своей смерти безбоязненно и так отрешенно, как это делать очень цельные натуры или мудрецы. И если Ромео любит, то никакие препятствия не страшат Джульетту: «И я сложу всю жизнь к твоим ногам и за тобой пойду на край вселенной»,- говорит она, как клятву. Кто мог бы подозревать в кроткой девочке такую силу
воли, бесстрашие и мудрость, какие раскрываются в ее характере и поступках! Пренебрегая вековой враждой, она решается на тайное венчание, мужественно переживает известие о поединке Ромео с Тибальдом. Характерно, что зритель почти не видит слез Джульетты, даже в минуты, когда в ее душе взвешиваются две любви и две утраты: убит брат и изгнан муж. В этих обстоятельствах долг любящей жены оказывается сильнее чувства сестры к брату: «Мне ль осуждать супруга моего? О бедный мой, кто ж пощадит тебя, коль я, твоя жена, не пощадила?»
Все пережитое превращает Джульетту в мужественную женщину, сдержанную, стойкую, отважную. Она обретает быть скрытной, владеть своим лицом, голосом, чувствами. Как умна и полна достоинства ее беседа с Парисом в келье Лоренцо, куда привело ее отчаяние! (Эту сцену стоит зачитать). И какое самообладание должен иметь человек, которого ожидает испытание, предложенное Лоренцо?! И хотя воображение рисует ей ужасные картины смрадного склепа, где ей предстоит очнуться ночью, и все в ней трепещет от страха, Джульетта выпивает зелье и идёт навстречу неизвестности: любовь и верность любимому оказываются сильнее страха и смерти.
Художественным открытием Шекспира стал и образ монаха Лоренцо. Человек у Шекспира всегда связан с обществом. И даже истерия любви не отделена у него от событий окружающего мира, трагизм ее определен враждой двух семей, которая «заставила литься мирных граждан кровь». Исследователь А. А. Смирнов в послесловии к трагедии пишет: «Злоба и ненависть убили светлое молодое чувство. Но в своей смерти юные любовники победили. Над их гробом происходит примирение обеих семей. Поэтому от трагедии веет не пессимизмом, а добрым утверждением новой жизни».
Основная заслуга Ломоносова заключается, следовательно, в том, что он создал прочную почву для развития нового книжного, но уже светского, общегражданского русского литературного языка. С разработкой этого языка связано и самое крупное из филологических сочинений Ломоносова — его "Российская грамматика", появившаяся в 1755 году. Написание этой грамматики есть поистине величайший из подвигов Ломоносова. Ведь надо помнить, что грамматика Ломоносова — это первая русская грамматика, потому что все более ранние грамматики были посвящены исключительно церковно-славянскому языку. Ломоносов умело воспользовался предшествующей грамматической традицией, но сделал гигантский шаг вперед, впервые в русской истории избрав предметом грамматического изучения новый, светский русский литературный язык и тем самым положив начало дальнейшему его грамматическому совершенствованию.
Черновые заметки Ломоносова к его "Российской грамматике", показывают, с каким ясным сознанием лежащего на нем гражданского долга приступал этот великий исследователь природы к своему обширному филологическому труду. В этих заметках Ломоносов, между прочим, признается, что его главные труды "воспящают" его "от словесных наук"10, то есть мешают ему заниматься филологией, но что тем не менее он берется за них, так как видит, что никто другой за это дело не принимается. "Я хотя и не совершу, — пишет Ломоносов, — однако начну, то будет другим после меня легче делать.