первые произведение было исполнено в Куйбышеве весной 1942. Дирижировал премьерой Самуил Самосуд. Примечательно, что на исполнение в небольшой город приехали корреспонденты из разных стран. Оценка слушателей была дана более чем высокая, сразу несколько стран захотели исполнить симфонию в известнейших филармониях мира, стали поступать об отправке партитуры. Право первым исполнить сочинение за пределами страны, было поручено знаменитому дирижеру Тосканини. Летом 1942 года произведение было исполнено в Нью-Йорке и имело огромный успех. Музыка разлетелась по всему миру.
Знаменитая тема первой части симфонии была написана Шостаковичем до начала Великой Отечественной войны — в конце 30-х годов или в 1940-м. Это были вариации на неизменную тему в форме пассакальи, по замыслу сходные с «Болеро» Мориса Равеля. Простая тема, поначалу безобидная, развиваясь на фоне сухого стука малого барабана, в конце концов вырастала в страшный символ подавления[1]. В 1940 году Шостакович показывал это сочинение коллегам и ученикам, но не опубликовал и публично не исполнял[1]. Когда летом 1941 года композитор начал писать новую симфонию, пассакалья превратилась в большой вариационный эпизод, заменивший разработку в первой её части, законченной в августе[1][2].
В сентябре 1941 года, в уже блокадном Ленинграде (блокада началась 8 сентября), Шостакович написал вторую часть и начал работу над третьей[1]. Первые три части симфонии он писал в доме Бенуа на Каменноостровском проспекте[3]. 1 октября композитор вместе с семьёй был вывезен из Ленинграда; после недолгого пребывания в Москве он отправился в Куйбышев, где 27 декабря1941 года и была закончена симфония[1]. (не так кратно но все же..) (и наверно не правильно)
В самом начале летних каникул, когда еще приходилось ждать отпусков моих родителей, я с дворовыми ребятами решил съездить загород, на пикник. Через полтора часа мы уже вышли из электрички и шагали от станции к лесополосе. У края леса, на опушке мы встретили странную, пеструю птицу, неподвижно сидевшую в высокой траве. У кого-то из нас под ногой треснула сухая ветка, птица встрепенулась и отлетела в сторону, отвлекая нас от гнезда, в котором на кучке листвы лежало два яичка, усыпанных буро-фиолетовыми пятнами. Мы поспешили уйти, чтобы не отпугнуть беспокойную мамочку от дальнейшего высиживания кладки. Молодой соснячок встретил нас самозабвенной арией известного солиста – лесного жаворонка. Его внешность напоминала комичного героя оперетты: толстенькое, коренастое тельце, короткий хвостик фрака и, смешно торчащий, хохолок на затылке. Мы послушно дослушали артиста и углубились в заросли диких, ягодных кустарников. Несколько разоренных птичьих гнезд напомнили нам о лесных хищниках – любителях разыгрывать драмы жизни. В редкой, дубовой поросли мы нечаянно спугнули куропатку с выводком. Буквально, из-под наших ног, словно серые шарики, раскатились в разные стороны птенцы. Мы перебрались через просеку и оглянулись на беспокойную семейку. Осторожная куропатка нежно и протяжно пропела «кво-о, кво-о», и тут же полянка ожила: со всех ног малыши бежали к маме, которая бдительно поглядывая по сторонам, повела свой выводок обратно к дому. Выйдя к лесному озеру, мы развели небольшой костерок, чтобы не тревожить лесных жителей. С большим аппетитом поели картошки, и двинулись в железнодорожной станции. Ария жаворонка звенела в наших ушах, пока не закрылись автоматические двери электрички, возвращающей нас вродной город
Туманное утро крепко держало осенний лес в своих вязких объятиях. Уныло пищали голодные комары, и глухо потрескивали сухие ветки под ногами ранних грибников. И только к полудню тяжелые, прокисшие тучи нехотя расползлись, пропуская солнечные лучи сквозь кашу тумана. Все вокруг мгновенно стало преображаться, словно волшебная фея своим прикосновением сняла с осеннего леса колдовские чары. Острые клинки золотых лучиков пронзали кроны вековых деревьев, переливаясь драгоценной инкрустацией нефрита с янтарем в, дрожащем от предвкушения тепла, воздухе. Клочья тумана растекались матовой мглой по лесным полянкам, из которой выглядывали крепкие, яркие шапки подосиновиков и россыпи опят. Невидимые лесные жители зашуршали дорогими покрывалами осенних листопадов, активно заготавливая дары леса для долгой, голодной зимы. Застучал мощным клювом пестрый дятел, добывая из-под толстой коры векового ствола вкусный и сытный обед. Огненные хвосты юрких белок замелькали в сочной зелени пушистой ели. Они, ловко срывая полнозернистые плоды, тут же вытаскивали из них мелкие ядрышки своими острыми зубками и цепкими лапками. Наспех растрепанные, шишки летели вниз, где их тут же подхватывали семейки круглых, колючих ежиков, которые смешными, пыхтящими паровозиками быстро тащили добычу в свои норки. Осенний день короток, поэтому все лесные жители старались воспользоваться сегодняшней, замечательной погодкой с наибольшей пользой. Солнце быстро закатилось за золотящуюся крону могучего дуба, и лес стал затихать, чтобы завтра с самого утра начать новый день.
