Весна 45-го застала нас в Серпухове. После всего, что было на фронте, госпитальная белизна и тишина показались нам чем-то неправдоподобным. Пал Будапешт, была взята Вена. Палатное радио не выключалось даже ночью.
«На войне как в шахматах, — сказал лежавший в дальнем углу Саша Селиванов, смуглый волгарь с татарской раскосиной. — Е-два — е-четыре, бац! И нету пешки!»
Сашина толсто забинтованная нога торчала над щитком кровати наподобие пушки, за что его прозвали Самоходкой.
«Нешто не навоевался?» — басил мой правый сосед Бородухов. Он был из мезенских мужиков-лесовиков, уже в летах.
Слева от меня лежал солдат Копёшкин. У Копёшкина перебиты обе руки, повреждены шейные позвонки, имелись и ещё какие-то увечья. Его замуровали в сплошной нагрудный гипс, а голову прибинтовали к лубку, подведённому под затылок. Копёшкин лежал только навзничь, и обе его руки, согнутые в локтях, тоже были забинтованы до самых пальцев.
В последние дни Копёшкину стало худо. Говорил он все реже, да и то безголосо, одними только губами. Что-то ломало его, жгло под гипсовым скафандром, он вовсе усох лицом.
Печорин описан автором так, что мы понимаем : он духовно мертв. Рядом с Максимом Максимовичем, несчастной Бэлой и другими героями, он огарком ходит. Но порой кажется, что история с Верой все же отрицает "безнадежность" Печорина. Кажется, что уж ее он любил. Но , думаю, Григорий любил не столько женщину, сколько себя в ней. Вернись Вера именно к нему, к Печорину, вернись верной и понимающей любовницей, он бы тоже устал от ее любви и все понимания. Не думаю, что Печорин на возрождение в тех условиях. Хотя Если бы он оказался прикованным к постели , да прочитал бы книгу о "новой "психологии, например, буддистской, то Окажись Григорий в замкнутом пространстве , засыпанным лавиной, с мудрецом, который был бы силен духовно и нравственно, то ,думаю, это бы увидеть ему по-новому предназначение человека в мире. Возможно, тогда бы он смог бы оторваться от своего равнодушия и зацикленности на себе.
Художник Пискарев, гуляя по Невскому. идет за брюнеткой и попадает в дом терпимости. Он возвращается домой и во сне видит девушку своей женой. Возвращается назад, узнает, что брюнетка спит , будучи нетрезвой. Художник говорит девушке о своей мечте, но она смеется. Пискарева находят через некоторое время с перерезанным горлом. Пирогов, его приятель, бежит за блондинкой, которая оказывается женой жестянщика Шиллера. Он заказывает жестянщику шпоры только для того, чтобы продолжить ухаживания за его женой. Во время танца с блондинкой врываются в комнату Шиллер, Гофман и Кунц. Они, видимо, секут Пирогова. Тот обещает обидчикам каторгу, но, зайдя в кондитерскую и отведав сладкого, успокаивается... Вот такие пироги.
«На войне как в шахматах, — сказал лежавший в дальнем углу Саша Селиванов, смуглый волгарь с татарской раскосиной. — Е-два — е-четыре, бац! И нету пешки!»
Сашина толсто забинтованная нога торчала над щитком кровати наподобие пушки, за что его прозвали Самоходкой.
«Нешто не навоевался?» — басил мой правый сосед Бородухов. Он был из мезенских мужиков-лесовиков, уже в летах.
Слева от меня лежал солдат Копёшкин. У Копёшкина перебиты обе руки, повреждены шейные позвонки, имелись и ещё какие-то увечья. Его замуровали в сплошной нагрудный гипс, а голову прибинтовали к лубку, подведённому под затылок. Копёшкин лежал только навзничь, и обе его руки, согнутые в локтях, тоже были забинтованы до самых пальцев.
В последние дни Копёшкину стало худо. Говорил он все реже, да и то безголосо, одними только губами. Что-то ломало его, жгло под гипсовым скафандром, он вовсе усох лицом.