Песням Кольцова нельзя подобрать какой-либо «прототип» среди известных фольклорных текстов. Он сам творил песни в народном духе, овладев им настолько, что в его поэзии воссоздается мир народной песни, сохраняющий все признаки фольклорного искусства, но уже и поднимающийся в область собственно литературного творчества. В русских песнях Кольцова сохраняется общенациональная основа. Добрые молодцы, красные девицы, пахари, косари, лихачи-кудрявичи — характеры общерусского масштаба. Но общенародное чувство передается Кольцовым с таким трепетом сиюминутности, с такой полнотою художественности, какая фольклору несвойственна. В его «русских песнях» ощутима душа творца, живущего с народом одной жизнью. Читая Кольцова, присутствуешь при таинстве приобщения индивида к общенародному чувству. Кольцов проникает в самую суть, самую сердцевину народного духа, и прежде всего — в поэзию земледельческого труда («Песня пахаря», 1831; «Урожай», 1835; «Косарь», 1836).
Кольцов поэтизирует праздничные стороны трудовой жизни крестьянина, которые придают его существованию особую силу, стойкость и выносливость. Мужик, тесно связанный с землей-кормилицей, в его поэзии — цельный человек. Труд на земле удовлетворяет сполна все его духовные потребности рождению живого организма, его росту и созреванию, проходя вместе с природой весь круг жизненного цикла, его пахарь радуется прорастанию зерна, ревниво следит за созреванием колоса, волнуется природе как соучастник и сотворец великого таинства возникновения жизни.
В «Песне пахаря» мать-сыра земля ощущается как живой организм, глазами мужика-поэта воспринимается весь трудовой процесс в творческих его сторонах. Как и в народной песне, здесь нет аналитической детализации и конкретизации: речь идет не об узком земельном наделе, не о скудной полосоньке, а о «всей земле», о всем «белом свете». И в «Урожае»: «Красным полымем / Заря вспыхнула; / По лицу земли / Туман стелется». Родственная еще не отделившемуся от природы крестьянскому миросозерцанию космичность восприятия «света белого», «земли-матушки» придает и облику пахаря вселенские черты былинного богатыря Микулы Селяниновича. Работа мужика нерасторжимо слита с творчеством природы, человек-пахарь — друг и брат коня-пахаря.
Замечательно и др. подмеченное Д. С. Мережковским обстоятельство: «В заботах о насущном хлебе, об урожае, о полных закромах у этого практического человека, настоящего прасола, изучившего будничную жизнь — точка зрения вовсе не утилитарная, экономическая, как у многих интеллигентных писателей, скорбящих о народе, а, напротив, — самая возвышенная, идеальная даже, если хотите, мистическая, что, кстати сказать, отнюдь не мешает практическому здравому смыслу. Когда поэт перечисляет мирные весенние думы сельских людей, третья дума оказывается такой священной, что он не решается говорить о ней. И только благоговейно замечает: “Третью думушку как задумали, Богу Господу
Поэтическое восприятие природы у Кольцова так целостно и так слито с народным эпическим миросозерцанием, что снимается типичная в литературной поэзии условность эпитетов, сравнений, уподоблений. Плодотворящее, животворное солнце в полном согласии с мифопоэтическими представлениями народа является в облике царственного божества: «С величества трона, / С престола чудес / Божий образ — солнце / К нам с неба глядит».
Кольцов творит поэзию в духе народной песни, но в то же время оживляет и воскрешает застывшие в фольклоре традиционные образные формулы. Народный фразеологизм «кровь с молоком» получает в его «Косаре» пластическую реализацию: «На лице моем / Кровь отцовская / В молоке зажгла / Зорю красную». В «Крестьянской пирушке» формула «от ворот поворот», конкретизируясь, приобретает живописную образность: «От ворот поворот / Виден по снегу». «Сокол»
Лирическая миниатюра «Русский язык» – размышление писателя об особенностях русского языка и его связи с простым народом. В этом лирическом этюде И.С. Тургенев размышляет о сущности русского языка, о необходимостиродного языка особенно «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах… родины».Русское слово является поддержкой и опорой автору, находящемуся вдали от родины, ведь во время написания лирических миниатюр И.С. Тургенев жил за границей. Писатель характеризует русский язык с следующих эпитетов: «великий, могучий, правдивый и свободный».Размышляя о тяжелой судьбе своего народа, И.С. Тургенев пишет: «…как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома». Но финал стихотворения в прозе не трагичен, писатель верит в душевную силу, нравственную мощь, духовную стойкость своего народа: «Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!» Судьба народа напрямую связана с развитием русского языка, который поражает своей глубиной и красотой. Таким образом, лирическая миниатюра Тургенева вмещает огромное содержание: размышления писателя об особенностях родного языка и его связи с простым народом.
Преголя самая длинная река, которая полностью протекает в границах Калининградской области. С многочисленными притоками она основная водная система региона.
Река Преголя берет начало у города Черняховска на слияни рек Инструч и Анграпа. Впадает в пресноводный Калининградский (Вислинский) залив Балтийского моря на западной окраине Калининграда.Река Преголя имеет длину 123 километра. Площадь бассейна 15,5 тыс. км². В районе Черняховска ширина реки составляет 20 метров, в Калининграде уже увеличивается до 80 метров. Ширина речной долины 1,0–1,5 километра. Дно реки песчаное, реже илистое. Глубина в верхнем течении составляет 2-3 метра, в нижнем – от 8 до 16 метров.Раньше у реки было прусское название – Скара, которое переводится как «изогнутая», затем ее называли – Претора или «бездна». Потом Претора изменилось в немецкое – Прегель.
Песням Кольцова нельзя подобрать какой-либо «прототип» среди известных фольклорных текстов. Он сам творил песни в народном духе, овладев им настолько, что в его поэзии воссоздается мир народной песни, сохраняющий все признаки фольклорного искусства, но уже и поднимающийся в область собственно литературного творчества. В русских песнях Кольцова сохраняется общенациональная основа. Добрые молодцы, красные девицы, пахари, косари, лихачи-кудрявичи — характеры общерусского масштаба. Но общенародное чувство передается Кольцовым с таким трепетом сиюминутности, с такой полнотою художественности, какая фольклору несвойственна. В его «русских песнях» ощутима душа творца, живущего с народом одной жизнью. Читая Кольцова, присутствуешь при таинстве приобщения индивида к общенародному чувству. Кольцов проникает в самую суть, самую сердцевину народного духа, и прежде всего — в поэзию земледельческого труда («Песня пахаря», 1831; «Урожай», 1835; «Косарь», 1836).
Кольцов поэтизирует праздничные стороны трудовой жизни крестьянина, которые придают его существованию особую силу, стойкость и выносливость. Мужик, тесно связанный с землей-кормилицей, в его поэзии — цельный человек. Труд на земле удовлетворяет сполна все его духовные потребности рождению живого организма, его росту и созреванию, проходя вместе с природой весь круг жизненного цикла, его пахарь радуется прорастанию зерна, ревниво следит за созреванием колоса, волнуется природе как соучастник и сотворец великого таинства возникновения жизни.
В «Песне пахаря» мать-сыра земля ощущается как живой организм, глазами мужика-поэта воспринимается весь трудовой процесс в творческих его сторонах. Как и в народной песне, здесь нет аналитической детализации и конкретизации: речь идет не об узком земельном наделе, не о скудной полосоньке, а о «всей земле», о всем «белом свете». И в «Урожае»: «Красным полымем / Заря вспыхнула; / По лицу земли / Туман стелется». Родственная еще не отделившемуся от природы крестьянскому миросозерцанию космичность восприятия «света белого», «земли-матушки» придает и облику пахаря вселенские черты былинного богатыря Микулы Селяниновича. Работа мужика нерасторжимо слита с творчеством природы, человек-пахарь — друг и брат коня-пахаря.
Замечательно и др. подмеченное Д. С. Мережковским обстоятельство: «В заботах о насущном хлебе, об урожае, о полных закромах у этого практического человека, настоящего прасола, изучившего будничную жизнь — точка зрения вовсе не утилитарная, экономическая, как у многих интеллигентных писателей, скорбящих о народе, а, напротив, — самая возвышенная, идеальная даже, если хотите, мистическая, что, кстати сказать, отнюдь не мешает практическому здравому смыслу. Когда поэт перечисляет мирные весенние думы сельских людей, третья дума оказывается такой священной, что он не решается говорить о ней. И только благоговейно замечает: “Третью думушку как задумали, Богу Господу
Поэтическое восприятие природы у Кольцова так целостно и так слито с народным эпическим миросозерцанием, что снимается типичная в литературной поэзии условность эпитетов, сравнений, уподоблений. Плодотворящее, животворное солнце в полном согласии с мифопоэтическими представлениями народа является в облике царственного божества: «С величества трона, / С престола чудес / Божий образ — солнце / К нам с неба глядит».
Кольцов творит поэзию в духе народной песни, но в то же время оживляет и воскрешает застывшие в фольклоре традиционные образные формулы. Народный фразеологизм «кровь с молоком» получает в его «Косаре» пластическую реализацию: «На лице моем / Кровь отцовская / В молоке зажгла / Зорю красную». В «Крестьянской пирушке» формула «от ворот поворот», конкретизируясь, приобретает живописную образность: «От ворот поворот / Виден по снегу». «Сокол»