Нужна сочинение бедная лиза может быть, никто из живущих в москве не знает так хорошо окрестностей города сего, как я, потому что никто чаще моего не бывает в поле, никто более моего не бродит пешком, без плана, без цели — куда глаза глядят — по лугам и рощам, по холмам и равнинам. всякое лето нахожу новые приятные места или в старых новые красоты. но всего приятнее для меня то место, некотором возвышаются мрачные, готические башни симонова монастыря. стоя на сей горе, видишь на правой стороне почти всю москву, сию ужасную громаду домов и церквей, которая представляется глазам в образе величественного амфитеатра: великолепная картина, особливо когда светит на нее солнце, когда вечерние лучи его пылают на бесчисленных златых куполах, на бесчисленных крестах, к небу возносящихся! внизу расстилаются тучные, густо-зеленые цветущие луга, а за ними, по желтым пескам, течет светлая река, волнуемая легкими веслами рыбачьих лодок или шумящая под рулем грузных стругов, которые плывут от плодоноснейших стран российской империи и наделяют алчную москву хлебом. на другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидя под тению дерев, 605 поют простые, унылые песни и сокращают тем летние дни, столь для них единообразные. подалее, в густой зелени древних вязов, блистает златоглавый данилов монастырь; еще далее, почти на краю горизонта, синеются воробьевы горы. на левой же стороне видны обширные, хлебом покрытые поля, лесочки, три или четыре деревеньки и вдали село коломенское с высоким дворцом своим. часто прихожу на сие место и почти всегда встречаю там весну; туда же прихожу и в мрачные дни осени горевать вместе с природою. страшно воют ветры в стенах опустевшего монастыря, между гробов, заросших высокою травою, и в темных переходах келий. там, опершись на развалины гробных камней, внимаю глухому стону времен, бездною минувшего поглощенных, — стону, от которого сердце мое содрогается и трепещет. иногда вхожу в келий и представляю себе тех, которые в них жили, — печальные картины! здесь вижу седого старца, преклонившего колена перед распятием и молящегося о скором разрешении земных оков своих, ибо все удовольствия исчезли для него в жизни, все чувства его умерли, кроме чувства болезни и слабости. там юный монах — с бледным лицом, с томным взором — смотрит в поле сквозь решетку окна, видит веселых птичек, свободно плавающих в море воздуха, видит — и проливает горькие слезы из глаз своих. он томится, вянет, сохнет — и унылый звон колокола возвещает мне безвременную смерть его. иногда на вратах храма рассматриваю изображение чудес, в сем монастыре случившихся, там рыбы с неба для насыщения жителей монастыря, осажденного многочисленными врагами; тут образ богоматери обращает неприятелей в бегство. все сие обновляет в моей памяти нашего отечества — печальную тех времен, когда свирепые татары и литовцы огнем и мечом опустошали окрестности российской столицы и когда несчастная москва, как беззащитная вдовица, от одного бога ожидала в лютых своих бедствиях.
Карамзин был великим гуманистом, человеком с тонкой душой. Он отрицал крепостное право, не признавая за людьми власти распоряжаться жизнью других людей. Хотя героиня повести не крепостная девушка, а свободная крестьянка, тем не менее, сословная стена между ней и её возлюбленным не преодолима. Даже любовь Лизы не смогла разрушить этого барьера.
Читая повесть, я полностью на стороне Лизы, переживаю восторг любви и скорблю по поводу гибели девушки. Обратившись к высокой теме неразделённой любви, Карамзин понимал и чувствовал, что драму человеческих чувств не возможно объяснить только социальными причинами. Образ Эраста в этом смысле очень интересен, характер его противоречив; обладает нежной поэтичной натурой, красив, за что Лиза и полюбила его. В то же время Эраст эгоистичен, слабоволен на обман; с холодной жестокостью он выводит Лизу из своего дома, но, узнав о её смерти, он не мог утешиться и почитал себя убийцею. Автор подчёркивает, что никакое сословное превосходство не освобождает человека от ответственности за свои поступки.