День за днем идет, во дворе играть не с кем и решили мальчишки помириться. Начали думать как им это сделать. - Митя, - сказала Маша, - ты мне очень дорогой друг, чтобы вот так из-за шарика мне тебя терять. - И ты мне, Маша - промолвил Митя. И дети, взявшись мизинчиками друг за дружку, проговорили: - Мирись, мирись, и больше не дерись, а если будешь драться - я буду кусаться, а кусать не причем.." Вот и помирились Митя и Маша,. И больше никогда дети не ссорились, - ведь самое главное, что ты у меня есть, - сказал Митя и Маша как прежде рассмеялась.
Я знавал одного монаха, отшельника, святого. Он жил одною сладостью молитвы — и, упиваясь ею, так долго простаивал на холодном полу церкви, что ноги его, ниже колен, отекли и уподобились столбам. Он их не чувствовал, стоял — и молился. Я его понимал — я, быть может, завидовал ему, — но пускай же и он поймет меня и не осуждает меня — меня, которому не доступны его радости. Он добился того, что уничтожил себя, свое ненавистное я; но ведь и я — не молюсь не из самолюбия.
Мое я мне, может быть, еще тягостнее и противнее, чем его — ему. Он нашел, в чем забыть себя... да ведь и я нахожу, хоть и не так постоянно. Он не лжет... да ведь и я не лгу. художественный стиль да ведь, быть может, не
