Несколько лет тому назад мне пришлось гостить у одних знакомых на хуторе в степной части крыма. на этом хуторе жил старый отставной матрос прежнего черноморского флота кириллыч. он пробыл на службе лет двадцать и, как скромно выражался, «кое-что и повидал на своем веку». несмотря на свои семьдесят с лишком лет, этот маленький старик с седой, коротко остриженной головой, с выбритыми морщинистыми и побуревшими от загара щеками и щетинкой колючих седых усов глядел молодцом. я любил навещать кириллыча в его владениях, любил беседовать с ним и, главное, слушать его рассказы, полные интереса и того наивного юмора, которым отличается человек даже и тогда, когда рассказывает далеко не веселые вещи. бывало, когда еще солнце не поднималось и воздух был полон острой свежести, или перед вечером, когда спадала томительная жара, я пробирался между гряд бахчи к караулке кириллыча. она стояла посредине бахчи, и оттуда кириллыч озирал свои владения, карауля вместе с маленькой черной лохматой собачонкой цыганкой вверенную его надзору бахчу. птиц он отгонял трещоткой, а людей, которые покушались в неумеренном количестве воровать арбузы и дыни, огорашивал страшною. взять арбуз один-другой он никому не отказывал. но наполнять мешки чужим добром не позволял и таких воров преследовал немилосердно. в караулке кириллыча было чисто и опрятно и все прибрано к месту. земля была устлана рогожками. широкий деревянный обрубок служил столом, а другой — поменьше — стулом. на полке, укрепленной бечевками, в порядке расставлена была посуда: котелок, медный чайник, деревянная чашка, ведерко и две кружки. коврига черного хлеба, обернутая чистой тряпицей, и банка с солью стояли тут же. нередко в такие чудные вечера сиживали мы вместе с кириллычем. обыкновенно он предлагал мне кавуна или дыньки, и я, по его примеру, ел чудный арбуз, закусывая его черным хлебом, круто посыпанным крупной солью. среди торжественной тишины вечера кириллыч, бывало, рассказывал, понижая голос, о прежней службе с ее строгостями и муштрой, о начальниках, о черкесе, о турке, о французе и особенно любил вспоминать павле степаныче нахимове. в рассказах кириллыча покойный адмирал являлся легендарным героем, чуждым каких бы то ни было недостатков, и был единственным начальником, о котором старый матрос не обмолвился каким-нибудь критическим замечанием. о себе и о своих подвигах — а о них я слышал от одного старого моряка-севастопольца, приезжавшего на хутор, — кириллыч никогда не говорил, вероятно, и сам не подозревая, что броситься в пороховой погреб и вынуть из вертящейся бомбы горящую трубку — не совсем обыкновенное дело для человека. напишите сжатое изложение по тексту не менее 90 слов
Бывало я пробирался между гряд бахчи к караулке Кириллыча. Оттуда Кириллыч озирал свои владения. Так же в караулке Кириллыча было довольно чисто. Нередко мы с ним сиживали вечера, а в момент тишины Кириллыч бывало рассказывал о прежней службе. Кириллыч не говорил, что броситься в пороховой погреб и вынуть из бомбы горящую трубку - не совсем обыкновенное дело.
(Сорри я сбилась, но если хочешь - можешь сама поменять последние предложение, так, чтобы последняя мысль не потерялась все же)