Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стеклянных вод и прибережным лесам ярко отсветиться в водах. Зеленокудрые! они толпятся вместе с полевыми цветами к водам и, наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбуются светлым своим зраком, и усмехаются к нему, и приветствуют его, кивая ветвями. В середину же Днепра они не смеют глянуть: никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи, когда все засыпает - и человек, и зверь, и птица; а бог один величаво озирает небо и землю и величаво сотрясает ризу. От ризы сыплются звезды. Звезды горят и светят над миром и все разом отдаются в Днепре. Всех их держит Днепр в темном лоне своем. Ни одна не убежит от него; разве погаснет на небе. Черный лес, унизанный спящими воронами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся закрыть его хотя длинною тенью своею, - напрасно! Нет ничего в мире, что бы могло прикрыть Днепр. Синий, синий, ходит он плавным разливом и середь ночи, как середь дня; виден за столько вдаль, за сколько видеть может человечье око. Нежась и прижимаясь ближе к берегам от ночного холода, дает он по себе серебряную струю; и она вспыхиваете будто полоса дамасской сабли; а он, синий, снова заснул. Чуден и тогда Днепр, и нет реки, равной ему в мире! Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит целый мир - страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и с блеском и стоном отбегают назад, и плачут, и заливаются вдали. Так убивается старая мать козака, выпровожая своего сына в войско. Разгульный и бодрый, едет он на вороном коне, подбоченившись и молодецки заломив шапку; а она, рыдая, бежит за ним, хватает его за стремя, ловит удила, и ломает над ним руки, и заливается горючими слезами.
Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые пни и камни на выдавшемся берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда рассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух, людей.
Нещодавно я закiнчила читати книжку автора Миколи Носова "Незнайко у Сонячному мiстi". У нiй писалося про те, як Незнайко зi своєю подружкою Кнопочкою дуже любили читати книжки , а особливо казки, а потiм один одному розповiдали, про що вони читали. I от одного разу Кнопочка розповiла Незнайку про чарiвникiв, якi могли давати усе, що забажається. А для того, щоб те щось дiстати, треба зробити три гарних вчинка. I от Незнайко, забувшипро те, що вiн хоче чарiвну паличку, виконав три гарних вчинка, i зустрiвши чарiвника попросив її. Старий дав йому чарiвну паличку. Менi ця книжка дуже подобається. Я рекомендую прочитати її вам.
Колись давно зустрілися Березень з Квітнем а Квітень тому і каже " — Приїду, чекай, скоро до тебе в гості.
Сам визвався — без за сам у гості напросився! Не сподобалося те Березню, хоч і виду не подав. На тому й попрощалися.
От виждав Квітень слушну годину, зібрався та й поїхав возом у гості. А Березень заходився та такого наробив, що Квітень мусив додому вернути: сніг, мороз, завірюха — не можна возом їхати.
На другий раз знову поїхав Квітень до Березня в гості, та вже не возом, а саньми. Березень пустив тепло, сніг розтав, річки розлилися. Знову мусив вернутися Квітень. Дорогою зустрів Травня, йому й поскаржився:
— Скільки вже разів зриваюся їхати до Березня в гості, ніяк не доїду ні возом, ні саньми. Поїду возом — зробиться зима така, що й осі пообмерзають, і колеса не крутяться; поїду саньми — теплінь стане...
А Травень і каже:
— Я тебе навчу, як доїхати.
Зроби так: візьми в дорогу воза, сани й човен. Тоді, певне, доїдеш.
Послухав Квітень і, діждавшись слушного часу, зробив так, як порадив Травень. Їде саньми, а на санях віз і човен везе. Тоді Квітень кладе сани й човен на воза і їде далі. Став знову мороз і сніг — Квітень знову поскладав човен і воза на сани. Далі розтав сніг, розпустило річки, не можна їхати ні саньми, ні возом. Тоді Квітень склав на човен сани й воза і поїхав ще швидше по воді. Приїхав до Березня в гості. А той і не чекає на нього.
Здивувався Березень та й питає:
— А хто тебе навчив, як до мене дістатися?
— Та Травню, порадив, як їхати.
Березень і каже тоді:
— Зажди ж ти, Маю, я ще тобі крильця обшмагаю.
Отож тому і тепер часто в травні березневі морози бувають, бо Березень ще й досі сердиться на Травня.
полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет
или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла,
и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину,
реет и вьется по зеленому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с
вышины и погрузить лучи в холод стеклянных вод и прибережным лесам ярко
отсветиться в водах. Зеленокудрые! они толпятся вместе с полевыми цветами к
водам и, наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбуются светлым
своим зраком, и усмехаются к нему, и приветствуют его, кивая ветвями. В
середину же Днепра они не смеют глянуть: никто, кроме солнца и голубого
неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему
нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи, когда все
засыпает - и человек, и зверь, и птица; а бог один величаво озирает небо и
землю и величаво сотрясает ризу. От ризы сыплются звезды. Звезды горят и
светят над миром и все разом отдаются в Днепре. Всех их держит Днепр в
темном лоне своем. Ни одна не убежит от него; разве погаснет на небе. Черный
лес, унизанный спящими воронами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся
закрыть его хотя длинною тенью своею, - напрасно! Нет ничего в мире, что бы
могло прикрыть Днепр. Синий, синий, ходит он плавным разливом и середь ночи,
как середь дня; виден за столько вдаль, за сколько видеть может человечье
око. Нежась и прижимаясь ближе к берегам от ночного холода, дает он по себе
серебряную струю; и она вспыхиваете будто полоса дамасской сабли; а он,
синий, снова заснул. Чуден и тогда Днепр, и нет реки, равной ему в мире!
Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня,
дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит целый мир -
страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и с блеском и
стоном отбегают назад, и плачут, и заливаются вдали. Так убивается старая
мать козака, выпровожая своего сына в войско. Разгульный и бодрый, едет он
на вороном коне, подбоченившись и молодецки заломив шапку; а она, рыдая,
бежит за ним, хватает его за стремя, ловит удила, и ломает над ним руки, и
заливается горючими слезами.
Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые пни и камни на выдавшемся
берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая
лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда рассердился
старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух, людей.