Первые сведения о товарооборотах созданных в Черномории меновых дворов относятся к 1798 г. От предшествующих лет сохранились лишь отдельные данные о торговле в различных пунктах побережья Кубани, на четырехсотверстном ее протяжении от впадения в море до Усть-Лабинской крепости.
Сведения о ходе торгово-меновых операций на Екатеринодарском меновом дворе за 1798 г. дают довольно отчетливое представление о хозяйственных связях, которые устанавливались между черноморскими казаками и их закубанскими соседями. Помимо хлеба в зерне и муки, которых было ввезено в этом году 17 528 пудов, а также 2426 пудов яблок и груш, адыги поставили в Екатеринодар большое количество деревянных строительных материалов (24 030 кольев для частокола, 3890 брусьев, 1396 бревен, 890 досок и т. д.). Кроме того, они привезли несколько сотен возов хворосту, 1420 обручей для кадушек, 20 лодок, 133 сохи, 154 лопаты, 200 вил, большое количество рогож, 28 ульев пчел, 20 кусков черкесского сукна, 65 бурок, 25 войлоков, несколько сотен коз.
Кордонная стража годами «не замечала» крупных партий товаров, перевозившихся через Кубань, и нужны были, исключительные обстоятельства, чтобы дела о контрабандном провозе получали огласку. Такими обстоятельствами обычно являлись жалобы других купцов, недовольных коммерческими успехами своих конкурентов из числа вновь прибывших в Черноморию торговцев. Отдельные документы позволяют составить представление и о партиях контрабандных товаров, единовременно перевозившихся на русскую сторону.
В июле 1808 г. нахичеванские купцы сделали донос войсковому атаману Ф. Я. Бурсаку на астраханских мещан Давида Хачикова и братьев Тумазовых в том, что они, не желая платить торговые пошлины, провозят контрабандным путем товары из-за Кубани и что очередная партия этих товаров ими будет доставлена в Екатеринодар в ночь на 24-е число. При этом доносители указали и место переправы, находившееся недалеко от Екатеринодарского менового двора.
По распоряжению Бурсака в указанном месте была устроена засада, купцы задержаны и товары их описаны.
Не меньшую роль в контрабандном провозе товаров через Кубань играли также и владельцы дворянских адыгейских хуторов, находившихся на правом берегу р. Кубани. Пользуясь своим привилегированным положением, они развернули в 30-х годах XIX в. оживленную коммерческую деятельность, вступив в тесный контакт с закубанскими купцами.
Совершенно прав был поэтому С. М. Броневский, который еще в 20-х годах XIX в., беря под сомнение официальные сведения о русской торговле с адыгами, определявшие ее в общей сумме 30 тысяч рублей, писал, что, «присовокупив к тому тайные провозы, которые весьма обыкновенны в рассуждении обширных границ, можно, кажется, сию сумму утроить или круглым счетом положить до 100 000 рублей». Мнение Броневского как нельзя более подтверждается официальными данными, относящимися к 1835 г., из которых видно, что количество товаров, провозимых через хутора Пшемафа Тарканокора, прапорщика Беберды, Ханука, ворка Шумафа и других владельцев, было большим, чем количество, которое официально проходило через карантинные учреждения и меновые дворы кордонной линии. Переходя к обзору общих правительственных мероприятий, относящихся к русско-адыгейской торговле, укажем, что в 1810 г. военный министр представил в Комитет министров докладную записку, в которой проводилась мысль о необходимости расширения этих торговых сношений. Это значило, что русское правительство, несмотря на свое стремление поскорее присоединить Кавказ, не могло, однако, не считаться с таким могущественным фактором, как экономика. Кроме того, здесь выдвигалась задача подорвать торговлю адыгов с Турцией.
В октябре 1811 г. были изданы утвержденные Александром I особые правила для торговых сношений «с черкесами и абазинцами». В этих правилах говорилось: «...дабы возбудить сколько можно более сношений и посредством деятельности и выгод торговли внушить народам сим пользу ее и приучить к употреблению наших продуктов и изделии, назначаются два пункта для торговли: один в Керчи — для товаров, привозимых морем из Черномории и Абазии, с полным портовым карантином итаможнею, другой в Бугазе — меновой двор для товаров, привозимых сухим путем». Правила указывали, что закубанские товары, которые будут привозиться в Керчь и Бугаз, должны там беспошлинно обмениваться по установленному тарифу на русские товары, за исключением российских банковых ассигнаций и всякого огнестрельного и холодного оружия, пороха, свинца, железа и стали.
Для общего контроля и наблюдения за ходом этой торговли учреждалась особая должность попечителя с тремя
Первый алфавит- финикийский . Была первоначально перенята клинопись у народов Месопотамии, при к языку финикийцев.Но для ведения торговых записей и расчетов со временем предельно упростилась клинопись. Согласных звуков в языке финикийцев было 22. Вот они и придумали 22 знака-буквы. Гласные буквы финикийцы на письме не обозначали. Строчки писали не слева направо, как мы, а справа налево.
Буквы финикийцы расставили в определенном порядке. Получился алфавит. Первой буквой алфавита была буква "алеф", или "а"; второй - "бет", или "б". "Алеф" первоначально обозначала "голова быка", а "бета" - "дом". Алфавит у финикийцев заимствовали древние греки, которые также ввели буквы, обозначавшие и гласные звуки. У греков алфавит заимствовали римляне. Славянская, а затем русская азбука была построена на основе греческого алфавита. Таким образом, научившись читать и писать, мы оказываемся в прямой связи с древними финикийцами. Но затем финикийцы были завоеваны филистимлянами, которые захватили земли южнее Финикии. Эти земли стали называться Фалестения ( Пелестина). До сих пор палестинцы называют Палестниу- " Фелестиниа". Так что первый алфавит -финикийский, но возник исторически на землях, которые позднее,с в 12-10 вв.до н.э. принадлежать филистимлянам. О взаимоотношениях этих двух народов хорошо сказано в Библии ( Ветхом завете)
Дорогу построили лишь к 1746 г., и не по прямому направлению, а с заходом в Старую Руссу, Ржев и Волоколамск. На всем протяжении 728 верст ее вымостили бревнами и фашинником. Езда по тракту была нелегкой, что подтверждают впечатления А.С. Пушкина от поездки; "Целые шесть дней тащился я по несносной дороге и приехал в Петербург полумертвый".В 1817-1834 гг. построено Московское шоссе – выдающееся сооружение того времени не только в масштабах России, но и Европы. А.С. Пушкин, "катясь по гладкому шоссе в спокойном экипаже", писал о нем уже иначе: он называл его великолепным.В первой половине XIX в. в Англии, Франции, Германии и Северо-Американских Соединенных Штатах уже существовали железные дороги. В России же велась острая полемика между сторонниками и противниками строительства железных дорог. В числе сторонников были прогрессивно мыслящие ученые и инженеры; противостояли им в основном владельцы гужевого и водного транспорта, выдвигавшие в защиту своей позиции, в частности, такие аргументы, как загрязнение окружающей среды, холодный климат и как следствие – невозможность эксплуатации дороги в зимний период из-за снежных заносов.Возможно, полемика продолжалась бы и дальше, но дело ускорил профессор Венского политехнического института инженер Ф.А. Герстнер, обратившийся к императору Николаю I с запиской о строительстве в России сети железных дорог. Предложение было рассмотрено и принято: в 1837 г. первая в России железная дорога общего пользования между Санкт-Петербургом и Царским Селом, спроектированная австрийским инженером, начала действовать. Финансировало строительство акционерное общество, которое возглавлял граф А.А. Бобринский; Ф.А. Герстнер являлся техническим директором; в число учредителей входили предприниматели Б.Б. Крамер и И.К. Плитт.В 1838 г. железную дорогу общей протяженностью 27 км с шириной колеи 1829 мм открыли до Павловска, Здесь был построен вокзал с рестораном и театром, где в течение девяти сезонов выступал "король вальсов" Иоганн Штраус. Таким образом, Ф.А. Герстнер выполнил условие, поставленное Николаем I: "построить в виде опыта Царскосельскую, или Павловскую, железную дорогу с увеселительным на оконечности воксалом". Дорога доказала возможность ее круглогодичной эксплуатации. Во избежание снежных заносов рельсовый путь строился на земляном полотне высотой около трех метров.Все оборудование для рельсового пути, подвижной состав были заказаны за границей. Первые паровозы на этой дороге имели имена: "Лев", "Орел", "Стрела", "Богатырь", "Проворный", "Слон". Получили названия и вагоны, в зависимости от их вида: "карета", "линейка", "шарабан", "ваггон".Вопрос о строительстве железной дороги между С.-Петербургом и Москвой становился все более актуальным. В 1839 г. по повелению Николая I в Северо-Американские Соединенные Штаты командируются инженеры путей сообщения П.П. Мельников и Н.О. Крафт. Цель командировки – изучение постройки и эксплуатации американских железных дорог как наиболее соответствующих российским по климатическим условиям. Одновременно по поручению императора Комитет министров приступает к рассмотрению поступающих проектов устройства железной дороги между столицами.Па́вел Петро́вич Ме́льников (22 июля (3 августа) 1804 — 22 июля (3 августа) 1880, Любань) — российский инженер, один из авторов проекта железной дороги Санкт-Петербург — Москва, первый министр путей сообщения Российской империи (1865—1869). Автор первой русской книги о железных дорогах и первых Технических условий проектирования станций
Первые сведения о товарооборотах созданных в Черномории меновых дворов относятся к 1798 г. От предшествующих лет сохранились лишь отдельные данные о торговле в различных пунктах побережья Кубани, на четырехсотверстном ее протяжении от впадения в море до Усть-Лабинской крепости.
Сведения о ходе торгово-меновых операций на Екатеринодарском меновом дворе за 1798 г. дают довольно отчетливое представление о хозяйственных связях, которые устанавливались между черноморскими казаками и их закубанскими соседями. Помимо хлеба в зерне и муки, которых было ввезено в этом году 17 528 пудов, а также 2426 пудов яблок и груш, адыги поставили в Екатеринодар большое количество деревянных строительных материалов (24 030 кольев для частокола, 3890 брусьев, 1396 бревен, 890 досок и т. д.). Кроме того, они привезли несколько сотен возов хворосту, 1420 обручей для кадушек, 20 лодок, 133 сохи, 154 лопаты, 200 вил, большое количество рогож, 28 ульев пчел, 20 кусков черкесского сукна, 65 бурок, 25 войлоков, несколько сотен коз.
Кордонная стража годами «не замечала» крупных партий товаров, перевозившихся через Кубань, и нужны были, исключительные обстоятельства, чтобы дела о контрабандном провозе получали огласку. Такими обстоятельствами обычно являлись жалобы других купцов, недовольных коммерческими успехами своих конкурентов из числа вновь прибывших в Черноморию торговцев. Отдельные документы позволяют составить представление и о партиях контрабандных товаров, единовременно перевозившихся на русскую сторону.
В июле 1808 г. нахичеванские купцы сделали донос войсковому атаману Ф. Я. Бурсаку на астраханских мещан Давида Хачикова и братьев Тумазовых в том, что они, не желая платить торговые пошлины, провозят контрабандным путем товары из-за Кубани и что очередная партия этих товаров ими будет доставлена в Екатеринодар в ночь на 24-е число. При этом доносители указали и место переправы, находившееся недалеко от Екатеринодарского менового двора.
По распоряжению Бурсака в указанном месте была устроена засада, купцы задержаны и товары их описаны.
Не меньшую роль в контрабандном провозе товаров через Кубань играли также и владельцы дворянских адыгейских хуторов, находившихся на правом берегу р. Кубани. Пользуясь своим привилегированным положением, они развернули в 30-х годах XIX в. оживленную коммерческую деятельность, вступив в тесный контакт с закубанскими купцами.
Совершенно прав был поэтому С. М. Броневский, который еще в 20-х годах XIX в., беря под сомнение официальные сведения о русской торговле с адыгами, определявшие ее в общей сумме 30 тысяч рублей, писал, что, «присовокупив к тому тайные провозы, которые весьма обыкновенны в рассуждении обширных границ, можно, кажется, сию сумму утроить или круглым счетом положить до 100 000 рублей». Мнение Броневского как нельзя более подтверждается официальными данными, относящимися к 1835 г., из которых видно, что количество товаров, провозимых через хутора Пшемафа Тарканокора, прапорщика Беберды, Ханука, ворка Шумафа и других владельцев, было большим, чем количество, которое официально проходило через карантинные учреждения и меновые дворы кордонной линии. Переходя к обзору общих правительственных мероприятий, относящихся к русско-адыгейской торговле, укажем, что в 1810 г. военный министр представил в Комитет министров докладную записку, в которой проводилась мысль о необходимости расширения этих торговых сношений. Это значило, что русское правительство, несмотря на свое стремление поскорее присоединить Кавказ, не могло, однако, не считаться с таким могущественным фактором, как экономика. Кроме того, здесь выдвигалась задача подорвать торговлю адыгов с Турцией.
В октябре 1811 г. были изданы утвержденные Александром I особые правила для торговых сношений «с черкесами и абазинцами». В этих правилах говорилось: «...дабы возбудить сколько можно более сношений и посредством деятельности и выгод торговли внушить народам сим пользу ее и приучить к употреблению наших продуктов и изделии, назначаются два пункта для торговли: один в Керчи — для товаров, привозимых морем из Черномории и Абазии, с полным портовым карантином итаможнею, другой в Бугазе — меновой двор для товаров, привозимых сухим путем». Правила указывали, что закубанские товары, которые будут привозиться в Керчь и Бугаз, должны там беспошлинно обмениваться по установленному тарифу на русские товары, за исключением российских банковых ассигнаций и всякого огнестрельного и холодного оружия, пороха, свинца, железа и стали.
Для общего контроля и наблюдения за ходом этой торговли учреждалась особая должность попечителя с тремя