ответ:Новая Запорожская сечь находилась на государственном содержании. В 1735 году она получила годовое жалованье в 20 тыс. рублей, 2 тыс. кулей муки, а для кошевого атамана и его свиты 490 рублей и по ведру вина[2]. Казакам были запрещены дипломатические отношения с Турцией и Крымским ханством, но предоставлены привилегии на рыбные ловли и промыслы[3]. До 1753 года казенное жалованье оставалось неизменным — на каждый курень приходилось около 140 рублей в год и надбавки за воинские заслуги[4]. Торговля Запорожья с Россией облагалась таможенными пошлинами, отмененными только в 1775 году[5].
Новая Запорожская сечь обладала значительной автономией, но оказалась под сильным военным контролем российских властей. Помимо Новосеченского ретраншемента, на месте старой Сечи появились российские военные посты «для смотрения за своевольными запорожцами»[4]. В 1750 году Запорожская Сечь была подчинена сразу гетману Малороссии и киевскому генерал-губернатору[4]. В 1753 году на южных границах Сечи появились воинские караулы[6].
В 1750-е годы российские власти стали ограничивать автономию Запорожской Сечи. 19 июля 1753 года грамота, подписанная императрицей Елизаветой Петровной, запретила запорожцам самостоятельно избирать кошевого атамана[5]. В 1756 году Запорожская сечь была подчинена Сенату[4]. В 1761 году указ Сената запретил избрание старшин и самостоятельный суд, а посланные в Запорожье чиновники сняли с должностей кошевого атамана А. Белицкого и судью Ф. Сохацкого[5]. Новая императрица Екатерина II с самого начала правления принялась за ликвидацию остатков запорожского самоуправления. В 1762 году сечевая церковь была подчинена киевскому митрополиту и был запрещен вывоз из Сечи серебряных денег[7].
Столь жесткий контроль был скорее всего связан с боязнью новой измены запорожцев, которая была отнюдь не беспочвенна. В 1755 году стало известно, что 119 запорожцев перешли турецкую границу и крымского хана о принятии их в свою защиту, а сторонники гетмана И. С. Мазепы посылали письма на Сечь, уговаривая запорожцев выйти из подчинения России[8].
Существование Сечи было связано с нескончаемыми пограничными спорами, так как часть территорий, на которые претендовали запорожцы, оказались заняты в 1752 году сербскими поселенцами[4]. Запорожцы неоднократно (в 1746, 1748, 1752, 1753, 1755, 1756 годах правительство четко определить границы своих земель, но безуспешно[4]. Дело дошло до того, что в 1774 году запорожцы совершили набег на спорные территории, говоря, «что в нынешнее лето всю состоящую под Елисаветградскую провинцию землю получат в свое ведомство»[4].
1. Нарастание могущества идеологий. Тоталитаризм предполагает установление в качестве обязательной одной, единственной идеологии. В ситуации ожесточенной борьбы политических доктрин в начале 20-го века, победа одной из них увеличивала вероятность установления идеологической монополии.
2. Ломка структуры традиционных и меняющихся обществ. Тоталитаризм возникает на руинах прежнего социального уклада. Новой интегрирующей силой, при этом, становится тотальная идеология. Рухнувшие своды царской России и кайзеровской Германии позволили на выжженной хаосом земле выстроить цитадели устрашающей силы, которых не знала История - советский и нацистский тоталитаризм.
3. Кризис религии, науки. Реконструкция общества (что является целью тоталитаризма) предполагает, прежде всего, реконструкцию сознания человека. Однако рождению новых стереотипов поведения и восприятия должно предшествовать очищение сознания людей от старых ориентаций - от их духовных "точек опоры". Нигилизм, скепсис, атеизм блестяще справились с этой задачей. Феномен вождизма (непреложный атрибут тоталитарного общества) также связан – через усиление эффекта толпы - с утратой традиционной системы самоограничения и самодисциплины.
4. Общая милитаризация международных отношений. После первой мировой войны - казавшейся тогда апофеозом механизированного истребления народов - каждое государство считало необходимым превратить себя в крепость, ощетинившуюся всеми доступными средствами уничтожения. Однако адекватная уровню тогдашних угроз военная мобилизация общества требовала принципиальных изменений в организации производительных сил. Наилучшим образом с этой задачей справились СССР с его тотальной централизацией экономики и нац. Германия с олигархической полувоенной организацией экономической сферы.
Попробуем оценить текущее положение с учетом приведенного перечня обстоятельств:
1.Концу 20-го, началу 21-го веков присуща утрата веры в современные идеологии. Компромиссы между различными доктринами не позволят одной из них превратиться в гегемона общественных отношений. Однако увеличивается линия разлома между различными культурно-религиозными укладами. Очевидно, именно «цивилизационные» блоки раздуют пожар нового мирового противостояния. Возможно, на почве этого будет создан некий гибрид идеологической и теократической диктатуры.
2.То, что современные общества продолжают разлагать свое культурное наследие не вызывает сомнение (во всяком случае, у большинства людей) . Европа обрушивается под тяжестью своего величественного строения, ибо уже не может примирить достижения научного прогресса с небесспорными достижениями гуманизма и терпимости. Протестантская Северная Америка более не сдерживать натиск порожденного ею же КУЛЬТУРНОГО ГЕНОЦИДА. Про Россию вообще промолчим… Да, это питательная среда для современного аналога тоталитаризма!
3.Вопреки оценкам Хантингтона, считаю, что религиозный реннесанс сейчас может наблюдаться только в традиционных мусульманских странах. Однако, я не исключаю возникновение «христианской реакции» . И тогда нам предложат не сменить религию на светское учение в форме идеологии, как было в начале 20-го века, а заполнить свое сознание новой радикальной теократической доктриной.
4.Милитаризация общественных отношений пока ещё не достигла своего апогея, но и не отошла на второй план в текущей повестке дня. В этом плане исключение составляют опять же Иран и прочие «столпы» исламистско-националистического уклада. Футурологи также считают, что в современных обществах расширились возможности для тотальной слежки за людьми, благодаря новейшим техническим достижениям. Но, поскольку эти устройства, видимо, сильно засекречены, мне трудно судить об их роли в организации жизни общества, не впадая в конспирологию.