Рассказ «Аристократка» написан Михаилом Зощенко в 1923 году. Это было послереволюционное время в России. Только кончилась гражданская война, в России царила разруха и голод. Бывшие аристократы, интеллигенты, просто культурные и образованные люди стали немногочисленными и незаметными на фоне всплывшей на поверхность новой социальной прослойки – обывателей. Это люди невоспитанные, необразованные, примитивные, с убогой моралью. Обыватель характерен тем, что живет мелкими личными интересами, но не осознает своей пошлости, хамства и глупости, а наоборот, «как кавалер и у власти» и «лицо официальное» выставляет их напоказ.
В рассказе писатель очень тонко отмечает и обобщает признаки этого времени. Чем же отличались люди этого времени? Что в них было характерно?
Возьмем, например, речь главного героя. Никогда раньше приличный человек не выразился бы так, как выражается Григорий Иванович: «…не люблю баб, которые в шляпках», «…и не баба вовсе, а гладкое место», «стоит этакая фря», «как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной», «волочусь, что щука», «развернула свою идеологию», «ты, гражданка», ну и знаменитое «Ложи,— говорю,— взад!».
Речь «аристократки» так же убога: «Аж голова закрутилась», «мы привыкшие», «Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег — не ездют с дамами».
Или еще приметы времени: золотой зуб у «дамы», фильдекосовые чулочки, давно умершее слово «комячейка» (кто не знает – это коммунистическая ячейка). А чего стоит дамы «скушать» за один раз четыре пирожных! Это также очень тонко выраженная автором примета времени – скудного и голодного, когда пирожные недоступны и чрезвычайно дороги. Еще и удивительно, что у Григория Ивановича на них хватило денег. Да и не так уж он плох, по крайней мере, не жадный, сам предложил пирожными угоститься.
Вот такой у меня вышел портрет героев новой социальной эпохи: всякий аристократизм им чужд и враждебен.
Моё жилище - чердак в старом доме в центре одного большого города, я сплю там на двух трубах теплоцентрали, постелив на них поролоновый коврик.
Денег у меня нет в принципе, совсем нет. Их надо выпросить. А подают нашему брату плохо. Честно подкалымить невозможно. Ни в какой магазин на разгрузку-погрузку хоть чего таких не берут. Вид, запах, манеры, плохая репутация…Когда-то был честный бизнес – собирать бутылки. Некоторые ухитрялись и разбогатеть таким образом. Но не теперь. Теперь так и на хлеб не заработаешь. Поэтому иду к моим мусорным бакам. Из продуктов нахожу несколько кусков черствого хлеба, тронутый плесенью обрезок сыра, вполне неплохой еще помидор, половину вялой луковицы, слегка надгнившее яблоко, суповую кость с хрящами, почти целую пачку кисловатого творога и пачку из-под сахара с прилипшими остатками. Да, до голода в стране пока не дошло. Мне на день теперь еды хватит.
Кроме продуктов мне достались две очень приличные целые рубашки, две пары носков (можно заштопать), куртка на теплой подкладке и очень неплохие кроссовки. На бомжу можно найти все, что нужно для его бомжатской жизни.
Я всегда любил свободу, я никогда не любил работать. Я ненавидел детский сад, ненавидел школу. Пусть негры трудятся, а я предпочитаю гулять. Смотрю на людей на улице: у всех на лице озабоченность, сосредоточенность, все серьезны. А я – свободен и никому ничего не должен: ни матери, ни жене, ни детям. Прихожу в парк, нахожу подходящую лужайку, укладываюсь на траве. Вот оно – счастье. Покой и воля. Засыпаю под лучами осеннего солнца. А когда проснусь, снова буду бродить по улицам, заглядывать в лица людей, рыться в в поисках объедков и всеми силами стараться не вспоминать о и не задумываться о будущем.