Считается, что «НАТУРАЛЬНАЯ ШКОЛА» – одна из сложнейших проблем в истории становления русского литературного языка. Давайте поразмышляем над этим…
«НАТУРАЛЬНАЯ ШКОЛА» — презрительная кличка, брошенная Ф. В. Булгариным в адрес русской литературной молодежи 40-х гг. и затем укоренившаяся в критике той поры (уже без какого бы то ни было порицательного оттенка). Центральным для понимания своеобразия общественно – литературного движения этой эпохи оставался вопрос о положении крестьян, о крепостном праве. Интеллигенция, особенно творческая, сочувственно относилась к проблемам народа, хотя в ее среде отмечался большой разброс мнений. Оппозиционные настроения этого периода связаны с именами Белинского, Герцена.
Конец 40-х годов знаменуется усилением революционного движения в европейских странах и оппозиционных настроений в России. Салонно – кружковые формы общения интеллигенции были очень популярны. На базе салонов возникали и политические кружки – организации.
В середине 19 века выделяется два периода:
- 1840 – 1855 – расцвет гоголевской школы, прозаических жанров. Формирование реализма.
- 1855 – 1860 – господство реалистических принципов изображения действительности.
Возникнув в эпоху все более обострявшихся противоречий между крепостническим укладом и ростом капиталистических элементов с развитием буржуазных помещичьих хозяйств, так название « НАТУРАЛЬНАЯ ШКОЛА», при всей ее социальной неоднородности и противоречивости, отразила нарастание либеральных и демократических настроений, по-разному проявивших себя в разных классовых группах.
В критических статьях Белинского 40-х годов и в трудах, примыкающих к нему писателей, формировалась эстетика натуральной школы. Отцом ее следует считать Гоголя. Реалистические литературные традиции, заложенные Гоголем, подспудно и явно развивались в русской литературе, что особенно заметно в содержании периодических изданий и сборников 40-х годов. Натуральная школа в том расширенном применении термина, как он употреблялся в 1840-х годах, не обозначает единого направления, но является понятием в значительной мере условным. Наиболее общими признаками, на основании которых писатель считался принадлежащим к «НАТУРАЛЬНОЙ ШКОЛЕ», являлись следующие: общественно-значимая тематика, захватывавшая более широкий круг, чем даже круг социальных наблюдений (зачастую в «низких» слоях общества), критическое отношение к социальной действительности, реализм художественного выражения, боровшийся против приукрашивания действительности, самоцельного эстетства, романтической риторики. Поскольку никаких членских списков у «натуральной школы» не существовало, отнесение того или иного литератора к ней отдано на откуп литературным критиками и историкам литературы. Важнейшим принципом натуральной школы было изображение жизни в индивидуальных и типических характерах, в которых соблюдалась социальная и психологическая верность.
Объяснение:
Эпизод,когда Андрей Соколов не стал стрелять в немца. Этот эпизод является главным в произведении.
Объяснение:
Самый главный эпизод, показывающий жизнь Андрея Соколова в плену, – сцена его допроса Мюллером. Этот немец являлся комендантом лагеря, «по-ихнему, лагерфюрером». Он был безжалостным человеком: «…выстроит нас перед блоком – барак они так называли, – идет перед строем со своей сворой эсэсовцев, правую руку держит на отлете. Она у него в кожаной перчатке, а в перчатке свинцовая прокладка, чтобы пальцев не повредить. Идет и бьет каждого второго в нос, кровь пускает. Это он называл «профилактикой от гриппа». И так каждый день…Аккуратный был, гад, без выходных работал». К тому же Мюллер великолепно говорил по-русски, «еще на «о» налегал, будто коренной волжанин», и особенно любил русский мат.
Поводом к вызову Андрея Соколова на допрос послужило его неосторожное высказывание. Герой возмущался по поводу тяжелой работы в каменном карьере, неподалеку от Дрездена. После очередного рабочего дня он зашел в барак и обронил такую фразу: «Им по четыре кубометра выработки надо, а на могилу каждому из нас и одного кубометра через глаза хватит».
На следующий день Соколова вызвали к Мюллеру. Понимая, что он идет на смерть, Андрей попрощался с товарищами, «… стал…собираться с духом, чтобы глянуть в дырку пистолета бесстрашно, как и подобает солдату, чтобы враги не увидали в последнюю мою минуту, что мне с жизнью расставаться все-таки трудно.»
Когда голодный Соколов вошел к коменданту, первое, что он увидел, был стол, заставленный едой. Но Андрей не повел себя, как голодное животное. Он нашел в себе силы отвернуться от стола, а также не увиливать и не пытаться избежать смерти, отказавшись от своих слов. Андрей подтвердил, что четыре кубометра – это слишком много для голодного и уставшего человека. Мюллер решил оказать Соколову «честь» и лично расстрелять его, но перед этим он предложил ему выпить за немецкую победу. «Как только услыхал эти слова, — меня будто огнем обожгло! Думаю про себя: «Чтобы я, русский солдат, да стал пить за победу немецкого оружия?! А кое-чего ты не хочешь, герр комендант? Один черт мне умирать, так провались ты пропадом со своей водкой!» И Соколов отказался выпить.
Но Мюллер, уже привыкший издевательски относиться к людям, предлагает Андрею выпить за другое: «Не хочешь пить за нашу победу? В таком случае выпей за свою погибель». Андрей выпил, но, как по-настоящему мужественный и гордый человек, пошутил перед смертью: «Я после первого стакана не закусываю». Так выпил Соколов и второй стакан, и третий. «Захотелось мне им, проклятым, показать, что хотя я и с голоду пропадаю, но давиться ихней подачкой не собираюсь, что у меня есть свое, русское достоинство и гордость и что в скотину они меня не превратили, как ни старались».
Увидев такую недюжинную силу воли у истощенного физически человека, Мюллер не удержался от искреннего восторга: «Вот что, Соколов, ты — настоящий русский солдат. Ты храбрый солдат. Я — тоже солдат и уважаю достойных противников. Стрелять я тебя не буду».
Почему же Мюллер пощадил Андрея? Да еще и дал с собою хлеба и сала, которые потом в бараке военнопленные поделили между собой?
Мне думается, что Мюллер не убил Андрея по одной простой причине: он испугался. За годы работы в лагерях он видел немало надломленных душ, видел, как люди становятся животными, готовыми за кусок хлеба убить друг друга. Но такого он еще не видел! Мюллер испугался, потому что причины подобного поведения героя ему были непонятны. Да и не мог он их понять. Впервые среди ужасов войны и лагеря, он увидел нечто чистое, большое и человеческое – душу Андрея Соколова, которую ничто не смогло развратить. И немец преклонился перед этой душой.