Первому, старшему изо всех, Феде, вы бы дали лет четырнадцать. Это был стройный мальчик, с красивыми и тонкими, немного мелкими чертами лица, кудрявыми белокурыми волосами, светлыми глазами и постоянной полувеселой, полурассеянной улыбкой. Он принадлежал, по всем приметам, к богатой семье и выехал-то в поле не по нужде, а так, для забавы. На нем была пестрая ситцевая рубаха с желтой каемкой; небольшой новый армячок, надетый внакидку, чуть держался на его узеньких плечиках; на голубеньком поясе висел гребешок. Сапоги его с низкими голенищами были точно его сапоги - не отцовские. У второго мальчика, Павлуши, волосы были всклоченные, черные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное, рябое, рот большой, но правильный, вся голова огромная, как говорится, с пивной котел, тело приземистое, неуклюжее. Малый был неказистый, - что и говорить! - а все-таки он мне понравился: глядел он очень умно и прямо, да и в голосе у него звучала сила. Одеждой своей он щеголять не мог: вся она состояла из простой замашной рубахи да из заплатанных портов. Лицо третьего, Ильюши, было довольно незначительно: горбоносое, вытянутое, подслеповатое, оно выражало какую-то тупую, болезненную заботливость; сжатые губы его не шевелились, сдвинутые брови не расходились - он словно все щурился от огня. Его желтые, почти белые волосы торчали острыми косицами из-под низенькой войлочной шапочки, которую он обеими руками то и дело надвигал себе на уши. На нем были новые лапти и онучи; толстая веревка, три раза перевитая вокруг стана, тщательно стягивала его опрятную черную свитку. И ему и Павлуше на вид было не более двенадцати лет. Четвертый, Костя, мальчик лет десяти, возбуждал мое любопытство своим задумчивым и печальным взором. Все лицо его было невелико, худо, в веснушках, книзу заострено, как у белки; губы едва было можно различить; но странное впечатление производили его большие, черные, жидким блеском блестевшие глаза: они, казалось, хотели что-то высказать, для чего на языке, - на его языке по крайней мере, - не было слов. Он был маленького роста, сложения тщедушного и одет довольно бедно. Последнего, Ваню, я сперва было и не заметил: он лежал на земле, смирнехонько прикорнув под угловатую рогожу, и только изредка выставлял из-под нее свою русую кудрявую голову. Этому мальчику было всего лет семь.
Троекуров кирила петрович – богатый дворянин-самодур, отец маши. т. – человек и распущенный, опьяненный сознанием своей силы. богатство, род, связи – все обеспечивает ему вольготную жизнь. т. проводит время в обжорстве, пьянстве, сластолюбии. унижение слабых, вроде травли зазевавшегося гостя медведем, – вот его удовольствия. при всем этом т. – не прирожденный злодей. он долго дружил с отцом дубровского. поссорившись с ним на псарне, т. мстит другу со всей силой своего самодурства. он с взяток отсудил у дубровских имение, довел бывшего друга до умопомешательства и смерти. но самодур т. чувствует, что зашел слишком далеко. сразу после суда он едет мириться с другом. но опаздывает: отец дубровский при смерти, а сын прогоняет его вон. образом т. пушкин показывает, что беда не в самом помещике, а в социальном устройстве жизни (крепостное право, всесилие дворян). оно развивает в непросвещенном дворянине веру в свою безнаказанность и безграничные возможности («в том-то и сила, чтобы безо всякого права отнять имение»). даже любовь к детям искажается в т. до предела. он обожает свою машу, но делает ее несчастной, выдав за богатого, но нелюбимого ею старика. самодурство т. отражается и на его крепостных. они также спесивы, как и их хозяин. троекуровский псарь дерзит дубровскому-старшему – и тем самым ссорит старых друзей.
ФОЛЬКЛО́Р, фольклора, мн. нет, муж. (англ. folk-lore) (книжн.). 1. Устное народное творчество. 2. Вообще - совокупность верований, обычаев, обрядов, песен, сказок и др. явлений быта народов. Песту́шка. Ж. Маленький зверек отряда грызунов с пятнистой шерстью; лемминг. Поте́шка. Ж. устар. 1. уменьш. к сущ. потеха I 2. 2. ласк. к сущ. потеха I ПРИГОВОРКА ПРИГОВО́РКА, приговорки, жен. (обл.). То же, что приговор во 2 знач. СЧИТАЛКА. СЧИТА́ЛКА, -и, жен. (разг.). В детских играх: произносимый нараспев стишок, к-рым сопровождается распределение участников игры. | уменьш. считалочка, -и, жен. >
Первому, старшему изо всех, Феде, вы бы дали лет четырнадцать. Это был стройный мальчик, с красивыми и тонкими, немного мелкими чертами лица, кудрявыми белокурыми волосами, светлыми глазами и постоянной полувеселой, полурассеянной улыбкой. Он принадлежал, по всем приметам, к богатой семье и выехал-то в поле не по нужде, а так, для забавы. На нем была пестрая ситцевая рубаха с желтой каемкой; небольшой новый армячок, надетый внакидку, чуть держался на его узеньких плечиках; на голубеньком поясе висел гребешок. Сапоги его с низкими голенищами были точно его сапоги - не отцовские. У второго мальчика, Павлуши, волосы были всклоченные, черные, глаза серые, скулы широкие, лицо бледное, рябое, рот большой, но правильный, вся голова огромная, как говорится, с пивной котел, тело приземистое, неуклюжее. Малый был неказистый, - что и говорить! - а все-таки он мне понравился: глядел он очень умно и прямо, да и в голосе у него звучала сила. Одеждой своей он щеголять не мог: вся она состояла из простой замашной рубахи да из заплатанных портов. Лицо третьего, Ильюши, было довольно незначительно: горбоносое, вытянутое, подслеповатое, оно выражало какую-то тупую, болезненную заботливость; сжатые губы его не шевелились, сдвинутые брови не расходились - он словно все щурился от огня. Его желтые, почти белые волосы торчали острыми косицами из-под низенькой войлочной шапочки, которую он обеими руками то и дело надвигал себе на уши. На нем были новые лапти и онучи; толстая веревка, три раза перевитая вокруг стана, тщательно стягивала его опрятную черную свитку. И ему и Павлуше на вид было не более двенадцати лет. Четвертый, Костя, мальчик лет десяти, возбуждал мое любопытство своим задумчивым и печальным взором. Все лицо его было невелико, худо, в веснушках, книзу заострено, как у белки; губы едва было можно различить; но странное впечатление производили его большие, черные, жидким блеском блестевшие глаза: они, казалось, хотели что-то высказать, для чего на языке, - на его языке по крайней мере, - не было слов. Он был маленького роста, сложения тщедушного и одет довольно бедно. Последнего, Ваню, я сперва было и не заметил: он лежал на земле, смирнехонько прикорнув под угловатую рогожу, и только изредка выставлял из-под нее свою русую кудрявую голову. Этому мальчику было всего лет семь.