Вот идет полицейский надзиратель Очумелов. Он прекрасно начал рабочий день, конфисковав у кого-то крыжовник, и к толпе на площади подошел не столько навести порядок, сколько показать себя хозяином ситуации и, может, еще чем поживиться. — Бродяга! Истребить! — орал он на всю площадь, узнав, что собака ничейная, и советовал потерпевшему:
— Ты этого так не оставляй!
Ему даже жарко стало от возмущения и энергичного вмешательства в дело.
Но кто-то высказал предположение, что собака генеральская. Взгляды Очумелова молниеносно сменяются на противоположные: он обвиняет в том, что случилось, самого потерпевшего. Никто уже не ищет причины, из-за чего собака укусила Хрюкина, ему просто не верят, говорят, что сам расковырял палец гвоздиком. Очумелов аж кипит от старания загладить свою вину перед генеральским щенком. Его даже озноб бьет с перепугу:
— Надень-ка, брат Елдырин, на меня шинель…
Генеральский повар вносит ясность:
— Собака не генеральская, у нас таких не держат…
Даже не дослушав до конца, Очумелов с пеной у рта снова поднимает крик:
— Истребить!
Но, услышав продолжение: «Генералова брата» — меняет свой курс на 180°. Теперь, когда поставлены все точки над «і», он уже точно не прогадает. Он отслужит за все свои ошибочные суждения. Он готов извиниться даже перед самим щенком: «Сердитая, шельма…». Появляется даже ласковое обращение: «Цуцик этакий». А вершина всего — просто переход на собачий язык: «Р-р-р!». Кажется, еще минута — и Очумелов станет на четвереньки или упадет на колени перед щенком, которого искренне готов был истребить, к которому в душе своей был совершенно равнодушен, если бы не отблеск генеральского сияния.
Правда, похоже на хамелеона? Только меняет не цвет кожи, а свое поведение, свои взгляды, свое отношение к людям, а значит — и к своим служебным обязанностям. Значит, Чехов в своем сатирическом рассказе обличает не какогото конкретного человека, а высмеивает типичное явление — при продажность чиновников, их пренебрежение своими служебными обязанностями, взяточничество. Изменится руководство — они при к другому. Изменится государственный строй — они переделают лозунги.
Сказка литературная — эпический жанр: ориентированное на вымысел произведение, тесно связанное с народной сказкой, но, в отличие от нее, принадлежащее конкретному автору, не бытовавшее до публикации в устной форме и не имевшее вариантов [2]. Литературная сказка либо подражает фольклорной (литературная сказка, написанная в народнопоэтическом стиле) , либо создаёт дидактическое произведение (см. дидактическая литература) на основе нефольклорных сюжетов. Фольклорная сказка исторически предшествует литературной.
Объяснение: