хах...колобок...))
Жил-был старик со старухою.
Просит старик:
- Испеки, старуха, колобок.
- Из чего печь-то? Муки нету.
- Э-эх , старуха! По коробу поскреби, по сусеку помети; авось муки и наберется.
Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две.
Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить.
Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.
Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц:
- Колобок, колобок! Я тебя съем!
- Не ешь меня, косой зайчик! Я тебе песенку спою,— сказал колобок и запел:
Я по скребён метен, на сметане мешон,
Я в масле пряжон, на окошке стужон;
Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел,
От тебя, зайца, не хитро уйти!
И покатился себе дальше; только заяц его и видел!
Катится колобок, а навстречу ему волк:
- Колобок, колобок! Я тебя съем!
- Не ешь меня, серый волк! Я тебе песенку спою!
Я по сусеку скребён, на сметане мешон,
Я в масле пряжон, на окошке стужон;
Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
От тебя, волка, не хитро уйти!
И покатился себе дальше; только волк его и видел!
Катится колобок, а навстречу ему медведь:
- Колобок, колобок! Я тебя съем.
- Где тебе, косолапому, съесть меня!
Я по сусеку скребён, на сметане мешон,
Я в масле пряжон, на окошке стужон;
Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел, я от волка ушел,
От тебя, медведь, не хитро уйти!
И опять укатился; только медведь его и видел!
Катится, катится колобок, а навстречу ему лиса:
- Здравствуй, колобок! Какой ты хорошенький!
А колобок запел:
Я по сусеку скребён, на сметане мешон,
Я в масле пряжон, на окошке стужон;
Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел, я от волка ушел,
От медведя ушел,
От тебя, лиса, и подавно уйду!
- Какая славная песенка! — сказала лиса. - Но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку, да пропой еще разок погромче.
Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню колобок! Славная песенка, еще бы послушала! Сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок, - сказала лиса и высунула свой язык.
Колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса - ам его! - и скушала.
Народное прикладное искусство является наследием материальной и духовной культуры древних племен, обитавших в Великой степи. Его развитие тесно связано с кочевым образом жизни традиционного казахского общества, социально-экономическим положением, самосознанием народа и историческим процессом. Культура жизнеобеспечения казахов во многом определялась народными промыслами и ремеслами. В изделиях прикладного искусства отражены древние взгляды и мировоззрения казахов в виде различных орнаментов и узоров. Ремесла условно делились на мужские и женские. Там, где требовались значительные физические затраты: обработка дерева, кожи, кости, камня, а также кузнечное и ювелирное дело - были заняты мужчины. А вот убранство жилища, швейное дело, обработка шерсти и войлока, ткачество и ковроделие, вышивка и плетение циновки считались женскими ремеслами. Где требовалась значительная физическая сила, в таких как изготовлении войлока участвовали и мужчины
Объяснение:
В лирике А. Толстого преобладают темы природы и любви. лирика природы Толстого носит более обобщенный характер, менее сосредоточенный и напряженный. Лирика любви тоже обнаруживает тягу к большей обобщенности, что, с одной стороны, связано с характерным вообще для Толстого романтическим томлением, с другой — с большей прикрепленностью этой лирики к определенному лирическому герою. тяга к изображению жизни природы ощущается и в произведениях Толстого других жанров. В то же время в них с большей силой выступило народное фольклорное начало. Это — и былины. Их отличает стремление к изображению яркой, насыщенной национальной жизни. Связаны с поэтикой народной песни и песни Толстого. Толстой исследовал историческую национальную жизнь и привлекал исторические фольклорные формы, внося существенный вклад в общее дело становления народности в русской поэзии 50— 70-х годов.