поэзия Анны ахматовой
посвящения Александру Пушкину
Это стихотворение было написано в 1911 году в Царском Селе о Пушкине-лицеисте. В нём всего восемь строк, но и из них образ юного поэта выступает необыкновенно живо. Как удачно выбрано слово "лелеем". Не "слышим", не "помним", а именно лелеем, то есть любовно бережем в своей памяти. Аллеи, озеро, сосны - живые приметы Царскосельского парка. Глубокое раздумье Пушкина выражено двумя малыми деталями: он отбросил от себя недочитанную книгу, и она рядом с лицейской треуголкой лежит на земле. Следует добавить, что строка "Еле слышный шелест шагов" подбором самих звуков прекрасно передаёт шелест - возможно, от осенней опавшей листвы.
Вообще, вспоминая об Ахматовой, перед нами неуклонно возникает образ Пушкина. Гений Пушкина, его гуманистическая философия, открытия, сделанные в области русского стиха, оказали огромное влияние на литературу девятнадцатого века, вошедший в историю, как "золотой век" русской поэзии. Но и лучшие поэты "серебряного века" сформировались под влиянием его Музы, все они были внимательнейшими читателями Пушкина, многие внесли свою лепту в исследование его поэзии.
В жизни и поэзии Ахматовой Пушкин, чьи стихи она называла золотыми, занимал особое место. По словам близко знавшей поэтессу Эммы Герштейн (литературоведа). в этом стихотворении отразились особенности восприятия Пушкина Анной Андреевной: сочетание конкретного ощущения его личности ("здесь лежала его треуголка") и всеобщего поклонения национальному гению ("и столетие мы лелеем еле слышный шелест шагов").
У Пушкина училась Ахматова краткости, простоте и подлинности поэтического слова, и всё, что с ним связано, дорого поэтессе. Не даром это стихотворение написано в моём сборнике первым, ведь именно с произведений Пушкина и питались начальные ручейки её гениального творческого потока.
Давным давно жил был на свете злой человек.Жил он один одинешенек в маленьком домике на окраин глухой худой деревушки. Семьи у него не было и никто с ним не водился. Сидел он дома и вздыхаал, а потом выходил на улицу и творил зло. Уж нет счета его деяниям.
На другой окраине жил человек настолько светлый и добрый, что и не описать словами.
Жили они в одной деревушке и однажды довелось им встретиться. Посмотрел Добряк на дом его и видит: детвора шумит, зовёт его, обзывает злого Чудака, а как тот выходит, так разбегается; все в округе то и делают, что обижают его.
-Что ж вы делаете? Кто ж там живёт?
-Не человек, Батюшка, а Сатана!
Зашёл в дом Добряк и ужаснулся: кругом всё некрасиво, грязно, не хозяйственно.
-Кто там? Я не звал никого! А ну-ка катись, пока не обидел- послышался глухой голос.
-Я к тебе с вопросом пришёл: ты почём всех обижаешь?
-Не твоё дело, катись!
-Ну уж нет, я добру тебянаучить хочу!
-А что такое добро?
-Смотри, горимычный! - сказал Добряк и Чудаку навести порядок в доме. Поставил он самовар, заварил добротный чай и сел о жизни раговаривать, мол, так и так надо добро делать.
-А я добра в жизни не видовал, - вздохнул Чудак. Вишь как все не любят меня.Что, не человек я что ли? Руки, ноги есть1
-Не в руках дело! Надо сердцем жить, понимаешь? Если будешь делать людям добро, то тебе самлму добротно и спокойно будет. Вот как я? Видишь?- и показал Добряк на весь уют, наведенный им.
-Вот оно, добро...
И сосзвал тогда Чудак народ и извенился перед всеми. Тогда он пообещал всем, что будет отныне всем как это делает Добряк.
Объяснение:
При анализе поэтики Блока нужно учитывать, что 1908 год был годом мрачнейших переживаний поэта - личных и общественных. Поэтому и исторический «оптимизм» стихов «На поле Куликовом» двойствен, прямолинейному толкованию он не поддается. Лирический герой стихотворения восклицает: «И вечный бой!», но это возглас не только воина XIV века, но и его дальнего потомка, рафинированного человека XX века, продолжающего ощущать себя перед враждебным станом готовым к битве. Исторический оптимизм поэта складывается в признании непобедимости народного рвения «за святое дело мертвым лечь».
Личное отчаяние, прорывающееся в некоторых стихах А. Блока, да и в его прозаических высказываниях и письмах, в цикле «На поле Куликовом» поглотилось величавостью народного дерзания. Мертвенность покоя, покорности оказалась мнимой, ибо извечный бой завещан нам историей. Отсюда во втором стихотворении цикла вещие строки:
* За Непрядвой лебеди кричали,
* И опять, опять они кричат…
символически напоминают, что Куликовская битва продолжается, а все стихотворение заканчивается драматической строфой: «Я - не первый воин, не последний… История предстала перед взором поэта в неумолимости своего движения сквозь кровь, горе, в героическом подвиге народа.