9. Литературные объединения 1920-х годов.
Существовали до того момента, как их «поглотил» 1-ый съезд Союза Советских писателей (1934). Верхняя граница периода.
Объединения создавались не так, как группировки модернистов. Не общность идеологии, а дружеская среда, коллектив (примета времени), общие условия жизни. Гораздо более открытие и смешанные.
Тынянов: «Объединялись совершенно чужие поэты».
Послереволюцион. период (вплоть до войны) – время господства прозы абсолютно вытесняет поэзию. Возникают прозаические группировки. (в следующий билет!)
+«СЕРАПИО́НОВЫ БРА́ТЬЯ» — объединение писателей (прозаиков, поэтов и критиков), СПБ, 1921.
«ПЕРЕВАЛ» - советская лит группа (1923—1932). Переходная эпоха. «Дон Кихоты 20-х гг».
Организована под руководством Александра Воронского при созданном им журнале «Красная новь». Название по его статье «На перевале» провозглашался переход от совр. «убогой» литры к грядущей коммунистической.
ЧЛЕНЫ:
Артем Веселый, Ник.Зарудин, Иван Катаев (прозаики) – видная организационная роль.
Дм. Горбов и Абрам Лежнев (критики, теоретики движения).
Лежнев – идея органич.иск-ва. Не надо специально оринтироваться на соц.тему, она итак заложена.
Горбов – установка на традиционные функции литры и искусства, а не соц.заказ. Преемственность.
Мих. Светлов (поэт)
Андрей Платонов
Иван Катаев
Мих. Пришвин
Ник. Огнев (рассказы)
Мих. Голодный
.
ТВОРЧЕСКИЕ ЛОЗУНГИ:
«искренности творчества» (даже если это противоречит партийной дисциплине)
«моцартианства», под которым подразумевалось творчество по вдохновению, по наитию
«нового гуманизма»
+
Сокращение состава под давлением рапповской критики – за якобы реакционность, увод писателей в сторону от задач современности, неисторический, внеклассовый подход, вплоть до примиренчества по отношению к классовому врагу, более того, сочли, что «Перевал» боролся с пролетарской литрой и критикой, исходя из троцкистского отрицания пролетарской культуры.
Объяснение:
Объяснение:
романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» широко использован прием антитезы, на нем строится система персонажей. Каждый из героев, окружающих Раскольникова, в той или иной степени раскрывает определенную черту главного героя. Между Раскольниковым и другими персонажами проводятся параллели, создающие своеобразную систему двойников. Двойники Раскольникова — это, прежде всего, Лужин и Свидригайлов. Для них «все дозволено», хотя и по разным причинам.
Аркадий Иванович Свидригайлов дворянин, прослужил два года в кавалерии, затем жил в Петербурге. Это «отлично сохранившийся человек» лет пятидесяти. Лицо походит на маску и поражает чем-то «ужасно неприятным». Взгляд ярко-голубых глаз Свидригайлова «как-то слишком тяжел и неподвижен». В романе он самая загадочная фигура его не прояснено до конца, намерения и поступки трудно определимы и непредсказуемы, нестандартны для подлеца, для такого зловещего персонажа, каким он выглядит поначалу (например, в письме матери Раскольникова). Образ Свидригайлова, поставленный рядом с образом Раскольникова, раскрывает одну из сторон философской идеи, которая заключается в следующем. Под влиянием определенных обстоятельств в человеке может исчезнуть нравственное чувство, но общий нравственный закон от этого не исчезнет. Свидригайлов поставил себя вне морали, у него нет мук совести, и, в отличие от Раскольникова, он не понимает, что его действия и поступки безнравственны. Так, например, в различных интерпретациях повторяются слухи о причастности Свидригайлова к нескольким преступлениям; ясно, что они небезосновательны. Покончила жизнь самоубийством «жестоко оскорбленная» им глухонемая девочка, удавился лакей Филипп. Характерно, что Свидригайлов находит между собой и Раскольниковым «какую-то общую точку», говорит Раскольникову: «Мы одного поля ягоды». Свидригайлов воплощает в себе одну из возможностей претворения в жизнь идеи главного героя. Как нравственный циник, он — зеркальное отражение идейного циника Раскольникова. Вседозволенность Свидригайлова становится страшна в конце концов и Раскольникову. Свидригайлов страшен и самому себе. Он лишает себя жизни.
Двойником Раскольникова является и Петр Петрович Лужин, родственник жены Свидригайлова. Лужин весьма высокого мнения о себе. Тщеславие и самовлюбленность развиты в нем до болезненности. В лице его, «осторожном и брюзгливом», было нечто «действительно неприятное и отталкивающее». Главную жизненную ценность для Лужина представляют деньги, добытые «всякими средствами», так как благодаря деньгам он может сравняться с людьми, занимающими более высокое положение в обществе. В нравственном отношении он руководствовался теорией «целого кафтана». Согласно этой теории, христианская мораль ведет к тому, что человек, исполняя заповедь о любви к ближнему, рвет свой кафтан, делится с ближним и в результате оба человека остаются «наполовину голы». Мнение Лужина состоит в том, что возлюбить прежде всех надо самого себя, «ибо все на свете на личном интересе основано». Все поступки Лужина — прямое следствие его теории. По мысли Раскольникова, из лужинской теории вытекает, что и «людей можно резать» ради собственной выгоды. Образ Петра Петровича Лужина служит живым примером того, к чему мог бы прийти Раскольников, постепенно осуществляя свой принцип всесилия и могущества, «бонапартизма». Различие между Раскольниковым и Лужиным состоит в том, что взгляды Раскольникова сформировались как результат решения гуманистических задач, а взгляды его двойника служат оправданием крайнего себялюбия, основаны на расчете и выгоде.
Такой прием, как создание систем двойников, используется автором для раскрытия образа Раскольникова, всестороннего анализа и развенчания его теории.
Прости если не правильно;-;
