"...Терпи, козак, – атаман будешь! Не тот еще добрый воин, кто не потерял духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты ему что хочь, а он все таки поставит на своем..."
"...Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!.."
"... Бойко и метко стреляли в цель, переплывали Днепр против течения – дело, за которое новичок принимался торжественно в козацкие круги..."
"Остап выносил терзания и пытки, как исполин. Ни крика, ни стону не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему на руках и ногах кости, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленными зрителями, когда панянки отворотили глаза свои, – ничто, похожее на стон, не вырвалось из уст его, не дрогнулось лицо его. Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, и одобрительно только говорил: «Добре, сынку, добре!»"
"– Чем бы не козак был? – сказал Тарас, – и станом высокий, и чернобровый, и лицо как у дворянина, и рука была крепка в бою! Пропал, пропал бесславно, как подлая собака! – Батько, что ты сделал? Это ты убил его? – сказал подъехавший в это время Остап. Тарас кивнул головою. Пристально поглядел мертвому в очи Остап. Жалко ему стало брата, и проговорил он тут же: – Предадим же, батько, его честно земле, чтобы не поругались над ним враги и не растаскали бы его тела хищные птицы. – Погребут его и без нас! – сказал Тарас, – будут у него плакальщики и утешницы! И минуты две думал он, кинуть ли его на расхищенье волкам-сыромахам или пощадить в нем рыцарскую доблесть, которую храбрый должен уважать в ком бы то ни было"
Из поэмы М. Ю. Лермонтова "Мцири" мне стала известна необычайная судьба главного героя, мальчика-горца, который по воле судьбы попадает в монастырь. В монастыре Мцири чувствует себя пленником, нивольником своей судьбы. Он страдает в неволе, задавая вопрос монаху, который пришел к нему:
"Старик, я слышал много раз, что ты меня от смерти Зачем угрюм и одинок, Грозой оторванный листок, Я вырос в сумрачных стенах Душой дитя, судьбой монах. Я никому не мог сказать Священных слов «отец» и «мать». "
Мцири тоскует по родине, он знает, что где-то там есть другая жизнь. Он прямо говорит старому монаху:
" Тебе есть в мире что забыть, Ты жил, – я также мог бы жить! "
Мцири хочет жить такой же жизнью, как и его предки, он хочет вырваться из душного плена моностырских стен, потому что они теснят его юную, незнающую любви, смелую, гордую душу. В конце концов он решает убежать из монастыря, решает покинуть его навсегда, чтобы вернуться в мир. Его не пугает разыгравшаяся гроза, напротив, он рад ей. Он любуется красотой леса, и случайно замечает молодую девушку. Новое чувство охватывает его душу, ведь он впервые любит! Мцири намерен найти дорогу домой, ещё не зная какие опасности его ждут. В лесу он бесстрашно сражается с барсом, когда тот кидается ему на грудь, и убивает его. Он смел, горяч и молод, монастырские стены за долгие годы не смогли изменить его. Но труд и попытки Мцири, найти дорогу домой, неоправдывают себя, он сбивается с пути, ходит кругами, и, в забытьи, обессиленный падает на поляне, где его находят монахи. Он опять попадает в монастврь, где будет вынужден уметь.
Николай Петрович: -- Здравствуй, дорогой мой друг! Сергей Михайлович: -- Давно не видел Вас, Николай Петрович. Вы по-прежнему шахматам и спортом занимаесь? Николай Петрович: -- Да, любезный друг мой. Сергей Михайлович: -- В Вашем возрасте это довольно вредно, я спорт имею ввиду. Николай Петрович: -- Не согласен. А что, по Вашему мнению, в моем возрасте не вредно для здоровья? Ведь курить я не курю, а пить вообще не умею. Сергей Михайлович: -- Знаю, Николай Петрович, знаю. Однако, я думаю, что лучше было бы Вам с внуками сидеть. Николай Петрович: -- Во-первых, внуки у меня подвижные, подстать дедушке, а, во-вторых, спорт ещё никому не повредил, напротив, спорт всем на пользу идет. Сергей Михайлович: -- Согласен. Только больно Вы усердный. Нагрузки... А возраст все-таки... Ну, Вы понимаете! Николай Петрович: -- Понимаю. Все смерти боятся в старости... Да Вы не волнуйтесь, Сергей Михайлович, к нагрузкам я отношусь спокойно, сердце-то у меня здоровое, по этой причине, и нагрузки позволяю себе большие делать. Сергей Михайлович: -- Вас "Чемпионом" зовут, говорят, Вы атлет и медали имеете? Николай Петрович: -- Да, есть медали. Я, когда молод был, решил, что спортом займусь, тренер правда, не любил меня, а я упрямым был, по этому-то и старался... Сергей Михайлович: -- Что ж, рад был Вас видеть, Николай Петрович. Пора мне. Николай Петрович: -- До скорого. Взаимно.
"...Терпи, козак, – атаман будешь! Не тот еще добрый воин, кто не потерял духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты ему что хочь, а он все таки поставит на своем..."
"...Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!.."
"... Бойко и метко стреляли в цель, переплывали Днепр против течения – дело, за которое новичок принимался торжественно в козацкие круги..."
"Остап выносил терзания и пытки, как исполин. Ни крика, ни стону не было слышно даже тогда, когда стали перебивать ему на руках и ногах кости, когда ужасный хряск их послышался среди мертвой толпы отдаленными зрителями, когда панянки отворотили глаза свои, – ничто, похожее на стон, не вырвалось из уст его, не дрогнулось лицо его. Тарас стоял в толпе, потупив голову и в то же время гордо приподняв очи, и одобрительно только говорил: «Добре, сынку, добре!»"
"– Чем бы не козак был? – сказал Тарас, – и станом высокий, и чернобровый, и лицо как у дворянина, и рука была крепка в бою! Пропал, пропал бесславно, как подлая собака! – Батько, что ты сделал? Это ты убил его? – сказал подъехавший в это время Остап. Тарас кивнул головою. Пристально поглядел мертвому в очи Остап. Жалко ему стало брата, и проговорил он тут же: – Предадим же, батько, его честно земле, чтобы не поругались над ним враги и не растаскали бы его тела хищные птицы. – Погребут его и без нас! – сказал Тарас, – будут у него плакальщики и утешницы! И минуты две думал он, кинуть ли его на расхищенье волкам-сыромахам или пощадить в нем рыцарскую доблесть, которую храбрый должен уважать в ком бы то ни было"