Загорелась городская дума, был в опасности и дом Симбирского уездного предводителя дворянства В.П. Языкова. Но первую отстояла пожарная команда, второй отстоял каретник Голубков, подоспевший со своею пожарною трубою и рабочими. Сгорело до 9 домов, из них 4 каменных. Причиною этого был недостаток в воде.
Во второй день пожар начался в 12 часов ночи на той же Дворцовой улице в доме купца Кирпичникова и окончился в 6 часов утра. 15 августа вечером загорелся двухэтажный каменный дом купца Сапожникова на Лосевой улице.
На четвертый день он бушевал на Большой Покровской улице в доме купчихи Беляевой, на шестой – на Большой Саратовской – в доме купца Завьялова, а затем сгорел соседний дом купчихи Лаптевой. 18 августа пожар случился на Овражной и Московской улицах, (сгорело пять домов), а после обеда – на Венце. Сгорело 150 домов, вся северная часть Венца, Шатальная улица и половина Мартыновой. В тот же день горел дом губернского секретаря Попова за кузницами в конце города, сгорел весь квартал. 19 августа – пожар уже на Чебоксарской улице, затем на Панской, Саратовской, а затем перекинулся через овраг Симбирку и перешел на Дворцовую улицу.Десятки людей с ведрами выбегают и забегают во двор дома, слышится звон выбитых стекол и треск разгорающегося пламени! В огонь летят комья земли, песка в надежде сбить пламя. Такие сцены разворачивались у многих домов Симбирска ровно 150 лет назад. В огне погибло 12 церквей, около полутора тысяч домов, погибли и остались без крова многие горожане. Николай Александрович Гончаров – брат писателя Ивана Гончарова – так и не смог восстановить после пожара дом, который в то время уже находился в его собственности, в результате чего дом Гончаровых был продан известным симбирским купцам Юргенсам. Сегодня в этом прекрасном, давно восстановленном, а в наши дни отреставрированном доме находится единственный в мире музей, посвященный нашему земляку, всемирно известному русскому писателю Ивану Александровичу Гончарову. Дом с часами сегодня – визитная карточка Ульяновска
Говорят, что собирались поставить или уже поставили памятник бойцу василию теркину. памятник герою — вещь вообще редкая, а в нашей стране в особенности. но мне кажется, что герой твардовского заслужил эту честь по праву. ведь вместе с ним памятник получают и миллионы тех, кто так или иначе походил на василия, кто любил свою страну и не жалел своей крови, кто находил выход из трудного положения и умел шуткой скрасить фронтовые трудности, кто любил поиграть или послушать музыку на привале. многие из них не обрели даже своей могилы (как-то показывали по телевизору). пусть же памятник василию теркину будет и им надгробием. в библиотеке, куда я пришел, чтобы взять поэму, мне досталось интересное издание: вместе с текстом были помещены письма читателей «василия теркина» с 1942 по 1970 годы и ответ читателям «как был написан „василий теркин“. перелистывая эти разнообразные письма читателей, я убедился, что поэма твардовского была действительно народной, вернее, солдатской поэмой. по воспоминаниям солженицына, солдаты его батареи из многих книг предпочли больше всего ее да „войну и мир“ толстого. в своем небольшом сочинении мне бы хотелось остановиться прежде всего на том, что же мне лично больше всего нравится в поэме и ее герое. больше всего мне нравится в произведении александра трифоновича язык, легкий, образный, народный. стихи его так и запоминаются сами. по душе необычность книги, то, что она как бы без начала и конца. словно ты вновь встретился со старым другом, которого тебе представлять не надо. а потом расстался с ним. что же, это жизнь… и то, что автор предлагает: словом, книгу с середины и начнем. а там пойдет. это, думается, делает героя и ближе, и понятнее. правильно и то, что поэт приписал теркину не так уж много геройских подвигов. одного сбитого самолета да взятого языка вполне достаточно. а ведь, по признанию самого твардовского, он чуть было не увлекся „сюжетностью“. хотел „заставить“ теркина перейти линию фронта и действовать в тылу у противника на смоленщине ( кстати, родине самого автора). но чувство меры не дало этого сделать. недаром же александр исаевич солженицын в своих воспоминаниях „бодался теленок с дубом“ восхищался этим чувством меры у твардовского. он, в частности, писал, что, не имея свободы сказать полную правду о войне, твардовский останавливался перед каждой ложью чуть не на последнем миллиметре, но нигде этого барьера не переступил. оттого и вышло чудо! если бы меня спросили, почему василий теркин стал одним из моих любимых героев, я бы сказал: „он по душе мне жизнелюбием. смотрите, он на фронте, где каждый день смерть, где никто “не заколдован от осколка-дурака, от любой дурацкой пули»
Говорят, что собирались поставить или уже поставили памятник бойцу василию теркину. памятник герою — вещь вообще редкая, а в нашей стране в особенности. но мне кажется, что герой твардовского заслужил эту честь по праву. ведь вместе с ним памятник получают и миллионы тех, кто так или иначе походил на василия, кто любил свою страну и не жалел своей крови, кто находил выход из трудного положения и умел шуткой скрасить фронтовые трудности, кто любил поиграть или послушать музыку на привале. многие из них не обрели даже своей могилы (как-то показывали по телевизору). пусть же памятник василию теркину будет и им надгробием. в библиотеке, куда я пришел, чтобы взять поэму, мне досталось интересное издание: вместе с текстом были помещены письма читателей «василия теркина» с 1942 по 1970 годы и ответ читателям «как был написан „василий теркин“. перелистывая эти разнообразные письма читателей, я убедился, что поэма твардовского была действительно народной, вернее, солдатской поэмой. по воспоминаниям солженицына, солдаты его батареи из многих книг предпочли больше всего ее да „войну и мир“ толстого. в своем небольшом сочинении мне бы хотелось остановиться прежде всего на том, что же мне лично больше всего нравится в поэме и ее герое. больше всего мне нравится в произведении александра трифоновича язык, легкий, образный, народный. стихи его так и запоминаются сами. по душе необычность книги, то, что она как бы без начала и конца. словно ты вновь встретился со старым другом, которого тебе представлять не надо. а потом расстался с ним. что же, это жизнь… и то, что автор предлагает: словом, книгу с середины и начнем. а там пойдет. это, думается, делает героя и ближе, и понятнее. правильно и то, что поэт приписал теркину не так уж много геройских подвигов. одного сбитого самолета да взятого языка вполне достаточно. а ведь, по признанию самого твардовского, он чуть было не увлекся „сюжетностью“. хотел „заставить“ теркина перейти линию фронта и действовать в тылу у противника на смоленщине ( кстати, родине самого автора). но чувство меры не дало этого сделать. недаром же александр исаевич солженицын в своих воспоминаниях „бодался теленок с дубом“ восхищался этим чувством меры у твардовского. он, в частности, писал, что, не имея свободы сказать полную правду о войне, твардовский останавливался перед каждой ложью чуть не на последнем миллиметре, но нигде этого барьера не переступил. оттого и вышло чудо! если бы меня спросили, почему василий теркин стал одним из моих любимых героев, я бы сказал: „он по душе мне жизнелюбием. смотрите, он на фронте, где каждый день смерть, где никто “не заколдован от осколка-дурака, от любой дурацкой пули»
Загорелась городская дума, был в опасности и дом Симбирского уездного предводителя дворянства В.П. Языкова. Но первую отстояла пожарная команда, второй отстоял каретник Голубков, подоспевший со своею пожарною трубою и рабочими. Сгорело до 9 домов, из них 4 каменных. Причиною этого был недостаток в воде.
Во второй день пожар начался в 12 часов ночи на той же Дворцовой улице в доме купца Кирпичникова и окончился в 6 часов утра. 15 августа вечером загорелся двухэтажный каменный дом купца Сапожникова на Лосевой улице.
На четвертый день он бушевал на Большой Покровской улице в доме купчихи Беляевой, на шестой – на Большой Саратовской – в доме купца Завьялова, а затем сгорел соседний дом купчихи Лаптевой. 18 августа пожар случился на Овражной и Московской улицах, (сгорело пять домов), а после обеда – на Венце. Сгорело 150 домов, вся северная часть Венца, Шатальная улица и половина Мартыновой. В тот же день горел дом губернского секретаря Попова за кузницами в конце города, сгорел весь квартал. 19 августа – пожар уже на Чебоксарской улице, затем на Панской, Саратовской, а затем перекинулся через овраг Симбирку и перешел на Дворцовую улицу.Десятки людей с ведрами выбегают и забегают во двор дома, слышится звон выбитых стекол и треск разгорающегося пламени! В огонь летят комья земли, песка в надежде сбить пламя. Такие сцены разворачивались у многих домов Симбирска ровно 150 лет назад. В огне погибло 12 церквей, около полутора тысяч домов, погибли и остались без крова многие горожане. Николай Александрович Гончаров – брат писателя Ивана Гончарова – так и не смог восстановить после пожара дом, который в то время уже находился в его собственности, в результате чего дом Гончаровых был продан известным симбирским купцам Юргенсам. Сегодня в этом прекрасном, давно восстановленном, а в наши дни отреставрированном доме находится единственный в мире музей, посвященный нашему земляку, всемирно известному русскому писателю Ивану Александровичу Гончарову. Дом с часами сегодня – визитная карточка Ульяновска