Question

найти проблему текста Но это оказался вовсе не Тальберг. Дверь в переднюю впустила холод, и перед Еленой очутилась высокая, широкоплечая фигура в серой шинели.

— Здравствуйте, — пропела фигура хриплым тенором.

— Витя!

Николка фигуре распутать концы, капюшон слез, за капюшоном блин офицерской фуражки с потемневшей кокардой, и оказалась над громадными плечами голова поручика Виктора Викторовича Мышлаевского.

— Откуда ты?

— Из-под Красного Трактира.

Мышлаевский вдруг застонал, пытался подуть на пальцы, но губы его не слушались. Белые брови и поседевшая инеем бархатка подстриженных усов начали таять, лицо намокло.

— Что ж это за подлецы! — закричал Турбин — Неужели же они не могли дать вам валенки и полушубки?

— Ва… аленки, — плача передразнил Мышлаевский. — вален…

— Неужели же отрезать придется? Господи… — он горько закачался в кресле.

— Ну, что ты, погоди. Ничего… Так. Приморозил большой. Так… отойдет. И этот отойдет.

Алексей и Николка смотрели, как лязгал зубами согревающийся поручик и время от времени вскрикивали: «Ну-ну».

— Гетман, а? — рычал Мышлаевский, — Во дворце? А? А нас погнали в чем были. А? Сутки на морозе в снегу… Господи! Ведь думал — пропадем все… На сто саженей офицер от офицера — это цепь называется? Как кур чуть не зарезали!

— Постой, — ошалевая от брани, спрашивал Турбин, — ты скажи, кто там под Трактиром?

— Ат! — Мышлаевский махнул рукой, — ничего не поймешь! Ты знаешь, сколько нас было под Трактиром? Со-рок человек. Приезжала эта лахудра — полковник Щеткин и говорит (тут Мышлаевский перекосил лицо, стараясь изобразить ненавистного ему полковника Щеткина, и заговорил противным, тонким и сюсюкающим голосом): «Господа офицеры, вся надежда Города на вас. Оправдайте доверие гибнущей матери городов русских, в случае появления неприятеля — переходите в наступление, с нами Бог! Через шесть часов дам смену. Но патроны беречь…» (Мышлаевский заговорил своим обыкновенным голосом) и смылся на машине со своим адъютантом. И темно, как в ж… ! Мороз. Иголками берет… Веришь ли, к утру чуть с ума не сошли. Стали это мы в полночь, ждем смены… Ни рук, ни ног. Нету смены. Костров, понятное дело, разжечь не можем, деревня в двух верстах, Трактир — верста… Стояли, как волки выли. Крикнешь — в цепи где-то отзовется… Знаешь, когда смена пришла? Сегодня в два часа дня. Из первой дружины человек двести юнкеров. И, можешь себе представить, прекрасно одеты — в папахах, в валенках и с пулеметной командой. Привел их полковник Най-Турс. Глянули они на нас и ужаснулись: «Мы думали, что вас тут, говорят, роты две с пулеметами, как же вы стояли?» … Сменились мы слава те, Господи. Считаем тридцать восемь человек. Поздравьте: двое замерзли. К свиньям. А двух подобрали, ноги будут резать… В сумерки пришли на Пост. К вечеру только нашел, наконец, вагон Щеткина. Первого класса, электричество… И что ж ты думаешь? Стоит какой-то халуй и не пускает. «Они, говорит, сплять. Никого не велено принимать». Ну, как я двину прикладом в стену, а за мной все наши подняли грохот. Из всех купе горошком выскочили. Вылез Щеткин и заегозил: «Ах, Боже мой. Ну, конечно же. Сейчас. Эй, вестовые, щей, коньяку. Сейчас мы вас разместим. П-полный отдых. Это геройство. Ах, какая потеря, но что делать — жертвы. Я так измучился…» И коньяком от него на версту. А-а-а! — Мышлаевский внезапно зевнул и клюнул носом.