Мучительная и долгая смерть, но быстрая кончина. Лезвием по коже, и ты ушёл...
Был осенний тёплый вечер. Ветер развивал мои кудри, которые нравились улететь в свободный полёт. Я шла из института по набережной. Вдали шёл круизный лайнер, в воздухе был аромат моря, а в небе парили чайки, крича в небосвод. Вечер не предвещал ничего плохого.
Лёгкой поступью, я добралась до нашей квартиры. Двухэтажной, шикарной квартиры. Зайдя, я сняла шарфик, пальто и сапожки. В квартире царила тишина. Здесь наверно должны уже бегать малыши и кричать «Мама, папа!», но этому не быть. Жизнь подписала мне смертный приговор. Она распорядилась, где моё место.
В голове кольнуло. Я, схватившись за косяк, ждала, пока боль утихнет. Но напрасно время теряла, нужны были таблетки, которые так некстати закончились. Тело пронзила боль, от которой ноги перестали держать меня. Съехав по стене, я стала умерать. Ведь какой смысл пить обезболивающие, которые всего лишь заглушают боль, а не лечат? Таблетки снимают мучения. Пользы ноль, ну только если ты и остальные не видят моих мук.
В замочной скважине повернулись ключи. Ты вернулся, уставший с работы. Другой бы на твоём месте уже дано бросил, но ты лелеешь меня. А зачем? Все равно — я умру. Приговор мне подписан судьбою. Войдя, ты первым делом бросаешься ко мне. Догадался, что это конец. А ведь я хотела детей. Жить долго и безмятежно. Но все планы летят к чертям. Мне всего 19, а жизнь подошла к концу.
Я попросила принести тебя кухонный нож. Ты долго отпирался, не хотел верить. Но надо, Хорхе, надо. Хочу скоротать свои мучения. Ты мне Принеси только нож. Ты сделал, что я просила. Не хотел ты прибор отдавать, но пришлось. Взяв рукоятку, приставила к руке. Ты накрыл мою руку своей. Я не хочу, чтобы потом тебя посадили. Так что, моя рука скроет твои отпечатки. Порезав вены на обеих руках, измазал нож кровью. Потом, поднесла лезвие к груди. Последний раз, я смотрю в твои изумрудные глаза. В последний раз, я слышу слова. Три слова, что грели мне душу при жизни.
— Я люблю тебя... — выдыхаю я, втыкая нож в сердце. Дальше пустота. А потом я вижу себя со стороны. Я бледная, измазана кровью. Ты сидишь и роняешь слёзы, на моё остывающее тело. Спустя час рыданий, ты целуешь меня в лоб и говоришь одно слово — Прости.
Я прощаю тебя, любимы. Я была больна. Было не избежать исхода конца. Поздно болезнь обнаружили. Ты поднимается с полу и надеваешь маску безразличия и равнодушия. Ты при живой мне, одевал ее,. Чтобы я не видела твоих слез, боли, которую я приносила. Только ты не наделай глупостей, чтобы жизнь тебя не погубила.
Не каждому человеку дано ощутить радость труда. Некоторые люди просто родились созерцателями, а не деятелями, и труд для них — обуза, отнимающая силы, время, съедающая силы. Другим не повезло: род деятельности, избранный ими, не соответствует склонностям, характеру, психологическим данным. Для них труд — мука, рабство, безнадежный плен без перспектив освобождения! Такие люди тянут лямку, кто покорно, кто озлобленно, только ради куска хлеба. Есть люди, не при к систематической работе. Они порывисты, работают по вдохновению, периоды подъема перемежаются с периодами апатии. Согласятся ли все они с тем, что величие человека в труде? Вряд ли. Даже народные представления о счастливой жизни прежде всего предполагают праздность. Вспомним сказки — русские, украинские, немецкие, французские, японские. В них часто фигурирует скатерть-самобранка или горшочек-вари, молочные реки с кисельными берегами, чудесное дерево, приносящее плоды круглый год — символы изобилия без труда. Далее Библия говорит о труде как о божьем проклятии за прегрешения Адама и Евы: "В поте лица будешь добывать хлеб свой". Во всех легендах упоминается Золотой век, когда люди были беззаботны и счастливы, земля давала по десятку урожаев в год, рыба сама плыла в сети. Все это говорит о том, что труд не является изначально желаемой долей для не осознающего себя человечества. Наоборот, люди всегда искали возможность пользоваться плодами чужого труда. С развитием цивилизации и углублением специализации появлялась возможность обмена: я делаю посуду, а ты — одежду. Появилась возможность выбирать профессию, достигать мастерства, накапливать опыт. В европейских странах мастер-человек уважаемый, труд — почти религия. Россия постыдно долго задержалась на доисторической ступени развития, лишь недавно избавилась она от рабского труда. Может быть, поэтому так тяжело входит в наше сознание вкус и любовь к работе, то, что называется рабочей гордостью. Словчить, обмануть, получить больше, чем ты заслуживаешь — нередко эти желания гораздо сильнее желания честно трудиться, имея возможность отчитаться в каждой копейке, смело говоря: всему, что у меня есть, я обязан только себе. Удивительная русская литература давно била тревогу: неумение и нежелание работать губит страну. Достоевский в "Подростке" писал, что у России нет людей практических, Лесков, как никто знавший русский народ, с горечью отмечал утрату ремесел. И наряду с этим с каким уважением писали мастера о людях труда; как знали они подлинную поэзию деятельности: "Он выносил беспокойный труд и решительным напряжением воли; чувствуя, что ему становится все легче и легче по мере того, как суровый корабль вламывался в его организм, а неумение заменялось привычкой.. . вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица. Он молча сносил насмешки, издевательства и неизбежную брань до тех пор, пока не стал в новой сфере "своим"..." (А. Грин, "Алые паруса").
1.Был у нас в классе мальчик, которого звали Влад. Влад был очень красивый и опрятный мальчишка, но он любил ставить мне палки в колеса. Однажды я ему высказала все, что было на душе. Он ответил: Ну прости. Просто не принимай все это близко к сердцу. Ты мне нравишься, а так этого и не поняла. Всю ночь я не могла уснуть и весь день считала ворон. После такого признания, я конечно была немного в шоке. К Владу я стала относится иначе. Мы стали часто говорить, гулять. И в один прекрасный момент он сказал: я люблю тебя. Дыхание аж переломило. Я поцеловала его. Он был счастлив, что я ответила взаимностью. Каждый день мне хотелось, чтобы он был рядом. Я всегда, когда видела его, то бежала во весь дух теряя голову от своей любви. Я очень счастлива.
2.у нас во дворе жил мальчик по имени Дима.Он также учился со мной в одной школе. Он был неплохой по себе парень,но очень любил вставлять девочкам палки в колеса.Многие девочки принимали его выходки близко к сердцу,и не понимали что он просто шутит. Однажды мы сидели в школе на уроке, как всегда Дима считал ворон. все ребята ждали звонка с нетерпением. И вот,зазвенел звонок! Все дкти выбежали из класса во весь дух,но Дима даже не обратил на это внимания.Я решила у него спросить," Дима зачем ты не выбежал со всеми? Ты последнее время какой-то странный,может голову поттерял?" А он мне ответил: " Нет,все нормально. просто...я влюбился. "
Лезвием по коже, и ты ушёл...
Был осенний тёплый вечер. Ветер развивал мои кудри, которые нравились улететь в свободный полёт. Я шла из института по набережной. Вдали шёл круизный лайнер, в воздухе был аромат моря, а в небе парили чайки, крича в небосвод. Вечер не предвещал ничего плохого.
Лёгкой поступью, я добралась до нашей квартиры. Двухэтажной, шикарной квартиры. Зайдя, я сняла шарфик, пальто и сапожки. В квартире царила тишина. Здесь наверно должны уже бегать малыши и кричать «Мама, папа!», но этому не быть. Жизнь подписала мне смертный приговор. Она распорядилась, где моё место.
В голове кольнуло. Я, схватившись за косяк, ждала, пока боль утихнет. Но напрасно время теряла, нужны были таблетки, которые так некстати закончились. Тело пронзила боль, от которой ноги перестали держать меня. Съехав по стене, я стала умерать. Ведь какой смысл пить обезболивающие, которые всего лишь заглушают боль, а не лечат? Таблетки снимают мучения. Пользы ноль, ну только если ты и остальные не видят моих мук.
В замочной скважине повернулись ключи. Ты вернулся, уставший с работы. Другой бы на твоём месте уже дано бросил, но ты лелеешь меня. А зачем? Все равно — я умру. Приговор мне подписан судьбою. Войдя, ты первым делом бросаешься ко мне. Догадался, что это конец. А ведь я хотела детей. Жить долго и безмятежно. Но все планы летят к чертям. Мне всего 19, а жизнь подошла к концу.
Я попросила принести тебя кухонный нож. Ты долго отпирался, не хотел верить. Но надо, Хорхе, надо. Хочу скоротать свои мучения. Ты мне Принеси только нож. Ты сделал, что я просила. Не хотел ты прибор отдавать, но пришлось. Взяв рукоятку, приставила к руке. Ты накрыл мою руку своей. Я не хочу, чтобы потом тебя посадили. Так что, моя рука скроет твои отпечатки. Порезав вены на обеих руках, измазал нож кровью. Потом, поднесла лезвие к груди. Последний раз, я смотрю в твои изумрудные глаза. В последний раз, я слышу слова. Три слова, что грели мне душу при жизни.
— Я люблю тебя... — выдыхаю я, втыкая нож в сердце. Дальше пустота. А потом я вижу себя со стороны. Я бледная, измазана кровью. Ты сидишь и роняешь слёзы, на моё остывающее тело. Спустя час рыданий, ты целуешь меня в лоб и говоришь одно слово — Прости.
Я прощаю тебя, любимы. Я была больна. Было не избежать исхода конца. Поздно болезнь обнаружили. Ты поднимается с полу и надеваешь маску безразличия и равнодушия. Ты при живой мне, одевал ее,. Чтобы я не видела твоих слез, боли, которую я приносила. Только ты не наделай глупостей, чтобы жизнь тебя не погубила.
Прости, я тебя не сделала счастливым.