С Богом, верой и штыком!» Отечественная война 1812 года в мемуарах, документах и художественных произведениях»«Письма русского офицера. Мемуары участников войны 1812 года»
По свежим следам после«Бородинского пробуждения» К. Сергиенко проглотил серию воспоминаний об Отечественной войне 1812 года. Мне попались в руки два сборника. Один я начинал читать где-то с полгода назад: «С Богом, верой и штыком!» Отечественная война 1812 года в мемуарах, документах и художественных произведениях». Тогда на меня отталкивающее впечатление произвело предисловие. Вообще-то, эта книга рассчитана, судя по аннотации, на старший школьный возраст. Автор его убеждал школьников в том, что в той войне Россия воевала не просто с французами, а с европейским безбожием и с Европой, как воплощением греха. К счастью, во второй раз я пропустил предисловие и взялся сразу за дело.
В эту антологию вошли воспоминания Тучкова (одного из знаменитых четырех братьев Тучковых), Глинки — адъютанта генерала Милорадовича и редактора «Военного журнала, артиллериста Радожицкого, путешественника, библиофила и полиглота Норова, оставшегося без ноги после Бородинской битвы, Митаревского, который в 1812 году был еще молодым артиллеристом и других. Плюс имена, которые и комментировать не нужно: воспоминания Дениса Давыдова, отрывки из «Войны и мира» Льва Толстого, записки декабриста Муравьева, письма Багратиона, Пушкина, Батюшкова, писанина небезызвестного графа Растопчина. Большой плюс сборника — воспоминания французов и отрывки из французских историков. Очень адекватной оценке.
Второй сборник называется по заголовку воспоминаний Федора Глинки, «Письма русского офицера. Мемуары участников войны 1812 года». В него вошли мемуары Надежды Дуровой (той самой кавалеристки, командира полуэскадрона, прототипа главной героини «Гусарской »), Дениса Давыдова, Муравьева, Ермолова, Бенкендорфа. Да, оказалось, что начальник жандармов Бенкендорф тоже участник Отечественной войны, да еще какой участник. Он даже командовал первым, по сути, партизанским отрядом — авангардом летучего отряда Винценгероде. Его отряд одним из первых вошел в Москву после ухода Наполеона.
Обе книги очень хороши. Их вполне можно читать подряд, будто два тома одного издания. Все-таки воспоминания тех, кто там был, производят куда более сильное впечатление, чем история из третьих рук. Самые страшные рассказы были о Бородинской битве. Просто глаза не хотят читать жуткие истории:
В один момент, когда бомбардир Курочкин посылал заряд, неприятельское ядро ударило ему в самую кисть руки. «Эх, рученька моя, рученька!» – вскрикнул он, замахавши ею, а стоявший с банником бомбардир, поднимая упавший заряд и посылая его в дуло, обрызганное кровью, которое он обтер своим рукавом, сказал: «Жаль твою рученьку, а вон, посмотри-ка, Усова-то и совсем повалило, да он и то ничего не говорит». Я обернулся и увидел бедного Усова, лежащего у хобота. Он был убит, вероятно, тем же ядром, которое оторвало руку у Курочкина. Жаль мне, что я забыл имя бомбардира, вызвавшего, несмотря на трагический повод к тому, улыбку солдат.
Или:
В одном из таких промежутков бомбардир одного из моих орудий, Кульков, молодой храбрый солдат, опершись на банник, призадумался. Я знал прежде и угадал прекрасные чувствования простого человека
Глава 1 -- "Император Александр в Англии" глава 2 -- "Конфуз англичан" глава 3 -- "Подарок англичан" глава 4 -- "Поручение императора Николая Павловича" глава 5 -- "Тульские мастера" глава 6 -- "Исчезновение мастеров" глава 7 -- "Поломничество к иконе св. Николая" глава 8 -- "Платов в дороге" глава 9 -- "Затворничество мастеров" глава 10 -- "Платов в гневе" глава 11 -- "Платов и император" глава 12 -- "Замешательство при дворе" глава 13 -- "Искусство тульских мастеров" глава 14 -- "Триумф Левши" глава 15 -- "Левша в Лондоне" глава 16 -- "Левша на корабле" глава 17 -- "Пари Левши и шкипера" глава 18 -- "Болезнь Левши" глава 19 -- "Смерть Левши" глава 20 -- "Эпилог"
Выросла как-то на лесной поляне Рябина. Красавица она была, особенно осенью и зимой, когда на ее ветках было много красивых и вкусных ягод. К ней часто прилетали птицы, чтобы полакомиться. Добрая была Рябина, всех кормила: и снегирей, и свиристелей, и соек. Когда пришла весна, все птицы сказали ей А соседка-Липа ей и говорит: "Зачем ты, Рябина, всю свою красоту скормила птицам? Видишь, ни ягодки на тебе не осталось". А Рябина ей в ответ: "Ничего, зато они меня помнить будут и навещать, гусениц с меня объедать, птенцов своих кормить. И мне хорошо будет, и птицам". "Да, ты права", - ответила Липа.
По свежим следам после«Бородинского пробуждения» К. Сергиенко проглотил серию воспоминаний об Отечественной войне 1812 года. Мне попались в руки два сборника. Один я начинал читать где-то с полгода назад: «С Богом, верой и штыком!» Отечественная война 1812 года в мемуарах, документах и художественных произведениях». Тогда на меня отталкивающее впечатление произвело предисловие. Вообще-то, эта книга рассчитана, судя по аннотации, на старший школьный возраст. Автор его убеждал школьников в том, что в той войне Россия воевала не просто с французами, а с европейским безбожием и с Европой, как воплощением греха. К счастью, во второй раз я пропустил предисловие и взялся сразу за дело.
В эту антологию вошли воспоминания Тучкова (одного из знаменитых четырех братьев Тучковых), Глинки — адъютанта генерала Милорадовича и редактора «Военного журнала, артиллериста Радожицкого, путешественника, библиофила и полиглота Норова, оставшегося без ноги после Бородинской битвы, Митаревского, который в 1812 году был еще молодым артиллеристом и других. Плюс имена, которые и комментировать не нужно: воспоминания Дениса Давыдова, отрывки из «Войны и мира» Льва Толстого, записки декабриста Муравьева, письма Багратиона, Пушкина, Батюшкова, писанина небезызвестного графа Растопчина. Большой плюс сборника — воспоминания французов и отрывки из французских историков. Очень адекватной оценке.
Второй сборник называется по заголовку воспоминаний Федора Глинки, «Письма русского офицера. Мемуары участников войны 1812 года». В него вошли мемуары Надежды Дуровой (той самой кавалеристки, командира полуэскадрона, прототипа главной героини «Гусарской »), Дениса Давыдова, Муравьева, Ермолова, Бенкендорфа. Да, оказалось, что начальник жандармов Бенкендорф тоже участник Отечественной войны, да еще какой участник. Он даже командовал первым, по сути, партизанским отрядом — авангардом летучего отряда Винценгероде. Его отряд одним из первых вошел в Москву после ухода Наполеона.
Обе книги очень хороши. Их вполне можно читать подряд, будто два тома одного издания. Все-таки воспоминания тех, кто там был, производят куда более сильное впечатление, чем история из третьих рук. Самые страшные рассказы были о Бородинской битве. Просто глаза не хотят читать жуткие истории:
В один момент, когда бомбардир Курочкин посылал заряд, неприятельское ядро ударило ему в самую кисть руки. «Эх, рученька моя, рученька!» – вскрикнул он, замахавши ею, а стоявший с банником бомбардир, поднимая упавший заряд и посылая его в дуло, обрызганное кровью, которое он обтер своим рукавом, сказал: «Жаль твою рученьку, а вон, посмотри-ка, Усова-то и совсем повалило, да он и то ничего не говорит». Я обернулся и увидел бедного Усова, лежащего у хобота. Он был убит, вероятно, тем же ядром, которое оторвало руку у Курочкина. Жаль мне, что я забыл имя бомбардира, вызвавшего, несмотря на трагический повод к тому, улыбку солдат.Или:
В одном из таких промежутков бомбардир одного из моих орудий, Кульков, молодой храбрый солдат, опершись на банник, призадумался. Я знал прежде и угадал прекрасные чувствования простого человека