Да, говорить и слышать я не могу, от рождения глухонемой, но думать, слушать, соображать и чувствовать очень хорошо умею. Эх, и за какие грехи перевели меня в услужение к старой барыне в город из деревни? Видно, потому, что я ото всех наших обликом отличался: двенадцати вершков роста, сложен богатырем, самый лучший тягловой, работаю за четверых, да еще и говорить не умею. Вот, без дела теперь сохну здесь в усадьбе старой и скупой барыни, доживающей свой век в одиночестве, только дворня у нее в окружении, потому что она вдова, а сыновья ее служат в Петербурге, дочери вышли замуж… Привезли меня в Москву, как бесправную скотину, как быка, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, — взяли, поставили на вагон железной дороги — и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат — бог весть! Купили мне сапоги, сшили кафтан на лето, на зиму тулуп, дали в руки метлу и лопату и определили дворником. Долго я привыкал, никак не мог понять, зачем я здесь, даже часто останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь.
То ли дело раньше: я был на воле как дерево, как дуб, исполинский, молчаливый и могучий. Бывало, выйдешь из своей родной маленькой избушки с братьями в поле, и дело спорится, и пашешь, налегая огромными ладонями на соху. Братья смеялись, потому что им казалось, что я один, без лошаденки, взрезывал упругую грудь земли, либо о Петров день так сокрушительно действовал косой, что хоть бы молодой березовый лесок смахивать с корней долой, либо проворно и безостановочно молотил трехаршинным цепом, и как рычаг опускались и поднимались продолговатые и твердые мышцы моих плеч. А мое постоянное безмолвие придавало торжественную важность работе. Хороший я мужик, а коли язык бы ворочался, глядишь, и жена бы была у меня. А теперь двор мету да стерегу. Смешная работа! Ну что это против работы на земле?! Двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома, да чужих не пускать и по ночам караулить. Недавно двух воров поймал, да так лбами их свел, что они, что на глаза мне попались! Все в округе обходят теперь двор стороной с недоброй мыслью. Я порядок люблю! Вон, гуси, какие важные ходят, все порядком у них, а кто сунется к ним – мало не покажется – защиплют до смерти! И я теперь как гусак по двору хожу порядки навожу! Я усердно исполняю свою обязанность: на дворе у меня никогда ни щепок не валяется, ни сору; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под мое начальство разбитая кляча-водовозка, я только двину плечом — и не только телегу, самое лошадь спихну с места; дрова ли я примусь колоть, топор так и звенит у меня, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья. С дворней я сошелся, но кажусь из-за молчания своего им угрюмым, поэтому мы коротки со всеми, я их за своих считаю. И каморку под кухней мне дали, сделал я там все сам, как захотел, соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, — истинно богатырскую кровать; под кроватью - дюжий сундук; в уголке столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что я сам иногда уроню его и дивлюсь прочности его. Каморка моя запирается на замок, ключ всегда ношу с собой. Я не люблю, чтобы ко мне ходили.
Объяснение:Лашате ми кантаре!
Кола китарай мано!
Лашате ми кантаре!
Соно л'итальяно!
Бон джёрн, Италья, ди спагетти л'алденте
Ун парти джяно коме пресиденте
Кон алто радьо семпре делло мано дестро
Кана риро со парла фин эсти
Бон джёрн, Италья, кони твой артисти
Контроп Амэрика сю манифэсти
Коне канцони, кон аморе, кони куоре
Кон пью донна сем премьеро своре
Бон джёрн, Италья, бон джёрно, Мария
Коль я ким пьемиди малинкония
Бон джёрно, Дио, кесай кечи сон нон кио
припев:
Лашате ми кантаре!
Ко ла китарай мано!
Лашате ми кантаре,
Уна канцоне пьяно-пьяно!
Лашате ми кантаре,
Перке не соно фьеро,
Соно л'итальяно
Ун итальяно веро!!!
Бон джёрн, Италья, ке но си спавенто
Ке но да кредара Барбара мета
Ко ну дистита ди са чи со блю
Ин амо вьёла ла но мэни фэнтиву
Бон джёрн, Италья, коль кафе ристретто
Лей кальци нуове дель примо кассетто
Кон а маньера тито рио на се четто джуни карроцерия
Бон джёрн, Италья, бон джёрно, Мария
Коль ёке дольче малинкония
Бон джёрно, Дио, кесай кечи со нон кио!
припев
нана-нана-нанана!
нана-нана-нанана!
нана-нанай-най-най-нана, най-нана, най-нана!
? Лит.: Нагибин Ю., Своё и чужое, "Дружба народов", 1959, ? 7; Соловьёва И., Начало пути, "Новый мир", 1959, ? 9; Перцовскии В., Осмысление жизни, "Вопросы литературы", 1964, ? 2; Билинкис Я., А жизнь движется... [Заметки о рассказах Ю. Казакова], "Нева", 1965, ? 6; Нинов А., Язык рассказов, "Дружба народов", 1966, ? 4; Громов Е., Художник в современном мире, "Звезда", 1969, ? 3.